– Марго! – не удержалась я и уже довольно шустро подтянулась на руках и села. В квартире было прохладно, я спала в теплой пижаме, а Максим еще и укутывал меня в два одеяла.
И вот уже на пороге комнаты – Марго, раскрасневшаяся от мороза и подъема пешком по лестницам, с озабоченным лицом и распахнутыми зелеными глазами.
– Мэри! Господи, Мэри! – Она кинулась ко мне, обняла, и я, чуть охнув, охладила ее пыл:
– Осторожнее, дорогая, я в гипсе почти до пояса.
Марго перевела взгляд на мои ноги, и я откинула одеяло. Увидев гипс, она заплакала.
– Что он с тобой сделал, Мэри? Господи, ну за что, когда это все прекратится?
– Прекратится рано или поздно.
В дверях появился Нестеров:
– Завтракать давайте.
Но я, увлеченная беседой с Марго, только отмахнулась:
– Погоди ты с завтраком, дай поговорить! – И он вышел, закрыв дверь.
Марго тут же громким шепотом накинулась на меня:
– Ты что?! Зачем ты с ним так?
– Как? – переспросила я, закурив.
– Ну, нельзя ведь так грубо. Он тебя любит, Мэри, – по-настоящему любит, всю дорогу только о тебе...
– Это он может, – перебила я, абсолютно равнодушная к словесным излияниям Макса. – Но уже поздно. Я его любила – давно, раньше. А он своим недоверием все убил. И меня тоже. Все, Марго, проехали.
– Ну, как хочешь... Только не пожалела бы потом.
– Не пожалею. Я вообще ни о чем не жалею.
И поймала себя на том, что вру. Вру, как малолетняя девочка, уличенная в поедании конфет перед обедом. Я жалела о некоторых вещах... Но что-то внутри подсказывало, что, сколько бы я ни жалела об этом, случись момент – и я не исправила бы ничего, не изменилась бы, не поступила бы иначе.
Все три дня, что мы с Марго прожили у Нестерова, она уламывала меня пересмотреть свое отношение к нему. Меня это сперва удивляло, потом забавляло, а под конец разозлило, и я категорически велела ей больше не касаться этой темы. Марго надулась, но замолчала.