Книги

Мемуары непрожитой жизни

22
18
20
22
24
26
28
30

Хранилище памяти. Дворец бракосочетаний №3 на Краснофлотской набережной сейчас не функционирует, там расположены какие-то государственные службы. А тогда была огромная очередь желающих зарегистрировать брак. Записывались за полгода.

Помню, вышли мы из станции метро Горьковская, и вдруг хлынул проливной дождь. Такой, какой бывает в Питере в мае: с огромными пузыристыми лужами, хлещущими струями и быстрыми ручьями.

Вымокли полностью, пока бежали до Дворца. Пришли, такие жалкие, и стали писать заявления. Свободных мест до конца года не было. Вернее, было одно: 13 сентября в 13.00. Питерские пары оказались очень суеверными.

Мы записались на регистрацию 13 сентября в 13.00.

Свадьба

Свадьбу отмечали в коммуналке, в большой комнате. Сколько было людей, не могу сейчас вспомнить. Пришли почти все мои родственники, включая гореловских, все наши соседи по коммуналке, мои сокурсники, одноклассники, родственники Алика.

Бабка Нина устроила грандиозный стол. Не такой, когда «три кусочека колбаски у тебя лежали на столе», а такой, когда сколько угодно и колбаски, и мяса, и всяких разносолов. Поэтому она не удержалась и пригласила к такому богатому столу своих бывших сослуживцев, так что еще пришли железнодорожные ревизоры на пенсии.

Меня два раза украли. Алик очень обиделся на меня из-за этого, потому что у него не было денег на выкуп.

День был суетливый, шумный и, наверное, счастливый. Все были краснолицые от выпитого и горланили «горько!».

А потом мы всю ночь мыли посуду, моря посуды, океаны посуды.

15 июня 2015 года

Приехала от своего маленького троллика – Лёли. Только в Зеленецке мне спокойно. Квартира, которую мы снимаем, очень уютная. А может быть, она уютная потому, что там бродит Лёля.

Из нашего окна виден памятник в виде советского бомбардировщика времен Великой Отечественной войны. Причем, в окно смотрит хвост. Всегда создаётся впечатление, что я смотрю бомбардировщику под юбку, в исподнее. Но сзади у него два маленьких пулемётика и тесная кабина для второго пилота. Ощетинившийся такой самолетик.

Но это не так близко, как я рассказываю. Между мной и самолетом – несколько голубых ёлок и детская площадка.

У Лёли новая забава: он нашел на телефоне фотоаппарат (самые отсталые слои населения освоили телефон) и снимает все подряд. Кольнуло немного, что у него фотографии получаются лучше, чем у меня. Видимо, у троллика какое-то врожденное чувство композиции, а я, как ни пыжусь (и на корточках снимаю, и залезаю черт знает куда), все равно выходит ерунда.

В Зеленецке все маленькое, аккуратное, добротное. Мини-Европа. Улицы убраны, липы подстрижены под пальмы, бездомных нет. Только Днепр выглядит таким бурым змеиным хвостом, как будто вода грязная. Если в Киеве «не каждая птица долетит до середины Днепра», то здесь – исток этой большой реки. И он такой же маленький, обросший по берегам плакучими ивами, как и сам городок.

Зеленецк – это «красный пояс». Я очень удивилась, когда нашла в супермаркете глицериновое мыло по семь рублей. От жадности купила сразу коробку. Теперь уж хочешь не хочешь, а мойся три раза в день.

Билет на старый зеленецкий трамвай стоит четырнадцать рублей (в то время как в Питере – двадцать восемь). Мы ездили гулять в центр (что заняло примерно минут пятнадцать – из любой точки Зеленецка до центра можно доехать за пятнадцать минут) и наблюдали интересную сценку. Встречный трамвай задел автомобиль. А жара стояла страшная, все окна и дверь кабины распахнуты. И, поравнявшись с поцарапанным составом, наша вагоновожатая останавливается и кричит с неповторимым местным говором, свесившись через край кабины:

– Не бойся, ты не вяноватая!

– Не вяноватая я! – откликается такая же полная, краснолицая женщина из встречного трамвая.