Дядя был коммунистом до кончиков ногтей. Верой и правдой служил партии. На втором курсе я записалась на факультативный курс по русской литературе. Он жестко сказал, чтобы я изучала историю КПСС и что преподаватель, который ведет занятия по русской литературе, ненадежный человек.

Через пять лет после окончания института я прилетела в Целиноград по делам. Бывшие однокурсницы сказали, что неблагонадежный преподаватель в тюрьме, а его брат выбросился из окна пятого этажа, когда за ним пришли работники КГБ.

Думаю, что дядя сыграл в моей жизни немалую роль. Нет, он не помогал, но держал меня в поле зрения – племянницу, которая свалилась на него из глуши Узбекистана. В начале лета он собирал молодежь на своем дачном участке, кстати, тоже для обкомовских работников. Нас туда привозили на служебной «Волге» и забирали поздно вечером домой. Эти детали элитарности я впитала в себя быстро, потому что прежде такого не видела.

Жить вдалеке от дома мне было тяжело. Я получала стипендию, которая родителям казалась сказочной – двадцать восемь рублей в месяц. Зарплата санитарки в детском саду была девяносто рублей – для сравнения.

В октябре уже наступили холода, у меня зуб на зуб не попадал, всегда было холодно. Отбила домой телеграмму:

– Срочно пришлите гамаши.

– Что такое гамаши? – получаю ответ.

Плохо мне было, холодно и голодно. Лекции, семинары, восемь человек в комнате, которая была прежде читальным залом. Но причина моего уныния была в другом: не было одежды, особенно выходной. Одна кофта, гамаши, которые купила в городе, юбка и пальто. Однокурсницы веселились на полную катушку, бегали на свидания с парнями из соседних вузов. Наше общежитие находилось в студенческом городке. Напротив нас жили ребята из Инженерно-строительного института, то есть женихов хватало. А мне куда деваться без нарядов?

Быстро пообедав в столовой, шла заниматься. Сидела над книгами в читальном зале до самого закрытия. Весь учебный год ходила по одному маршруту: институт – читальный зал – общежитие. Книги спасали меня от тоски по дому, рассеивали тьму одиночества. Мне нравилось там проводить время, готовиться к занятиям.

В тишине шелестят страницы. Готовлюсь к семинару по творчеству Константина Паустовского. Читаю рассказ за рассказом. Боюсь вспугнуть очарование Мещерских озер, неброскую красоту средней полосы России, тусклое мерцание золотой розы Шамета.

Доклад читала перед всем курсом. Я стояла перед аудиторией и произнесла последние слова. Никто не шелохнулся.

Через два года я прилетела в Ташкент. В аэропорту меня остановила преподаватель русской литературы:

– Тян, девятнадцатая группа? Доклад о Паустовском?

– Да, это я.

– Я переехала в Ташкент, работаю в пединституте, приезжай ко мне. Бери такси, я заплачу.

Жаль, что не смогла к ней заехать, она была интересным человеком.

Вторую сессию сдала так, что ко мне стали относиться в группе с уважением. По итогам экзаменов я оказалась в тройке лучших студентов курса. На этом месте оставалась прочно до самого окончания института.

Первомай в далеком степном Целинограде был особенным. Особенным, потому что уже не мели снежные бураны, не трещали от лютых морозов стекла, потому что весна обнимала город.

Весна обнимала город, шалила с нашими юными сердцами и томила души в ожидании чего-то прекрасного.

В воздухе плыл тягучий запах черемухи, пронзительно шелестели на ветру зеленые листья!