Мы жили в старом и уродливом викторианском доме, который со всех сторон окружал лес. На заднем дворе раскинулся гигантский сад, границу которого я так и не смог найти. А на втором этаже как минимум в двух комнатах на потолке зияли такие большие дыры, что сквозь них можно было увидеть небо.

Родители купили эту викторианскую развалину, когда я был совсем маленьким, то есть восемь лет назад, и, насколько я мог судить, работы и сейчас хватало. Если главные комнаты выглядели вполне жилыми, то стены в коридорах и на кухне были жутко ободранными, а полы голыми, без единого коврика.

Наверху располагалась старая ванная комната: доисторическая эмалевая ванна, в которой, в свою очередь, помещалась резиденция местного паука. Еще там находились протекающая раковина и древний унитаз с длинной цепью для смыва. Душа у нас не было.

В мои двенадцать лет все это казалось мне до ужаса постыдным. У нас даже не было электрокамина. Чертово средневековье.

— Когда мы закончим ремонт? — спрашивал я иногда.

— Для этого нужны время и деньги, — обычно отвечал папа.

— А разве у нас нет денег? Мама же врач. Толстяк Гав говорит, что врачи зарабатывают кучу денег.

Папа вздыхал:

— Мы уже обсуждали это, Эдди. Толст… Гэвин не знает всего. А ты должен помнить, что моя работа не так хорошо оплачивается, как некоторые другие… или хотя бы обычные.

После этого я несколько раз чуть было не ляпнул ему в ответ: «Так почему ты тогда не найдешь себе нормальную работу?!» Но это больно ранило бы папу, а этого я делать не хотел.

Я знал, что он и так часто чувствует себя виноватым из-за того, что не зарабатывает столько же, сколько и мама. Да, он писал для журналов, но между делом пытался создать и собственный роман.

— Все изменится, когда я стану знаменитым писателем, — часто говорил он, смеясь и подмигивая. Он делал вид, что шутит, но про себя я всегда думал, что он верит, будто когда-нибудь это действительно случится.

Но этого так никогда и не случилось. Хотя могло в какой-то момент. Я знаю, что он разослал свои рукописи нескольким агентам, и некоторые из них даже заинтересовались. Но почему-то из этого так ничего и не вышло. Возможно, если бы он не заболел, то смог бы когда-нибудь добиться желаемого. Когда болезнь добралась до его головы и начала пожирать сознание, первым делом она поглотила то, чем он дорожил больше всего, — умение обращаться со словами.

Я глубже вгрызся в мороженое.

— Пока не думал об этом, — ответил я Хоппо.

Я солгал. Я думал об этом, думал много и долго. Этот подарок представлял собой настоящую проблему. Толстяк и без того имел все, трудно было понять, что еще можно ему купить.

— А ты? — спросил я.

Тот пожал плечами:

— Не знаю пока что.

Я решил сменить тактику: