Первые хотели захватить преступника живым и требовали отпустить Калтира в обмен на безопасность, второй хотел сбежать, угрожая прикончить его Светлость, если ему не дадут такой возможности. Однако планам как первых, так и вторых, не суждено было сбыться. Потому что в какой-то момент все здание содрогнулось, словно в судорогах.

23:46

Лаз держал в руках руководство по магии приручения и не чувствовал ничего. Ни радости, ни любопытства, ни хотя бы удовлетворения успешным завершением планировавшейся несколько месяцев операции. Причину можно было не объяснять. Он вылечил умирающую от яда беременную девушку, спас три сотни влиятельных аристократов со всего Люпса и избавил империю от опасного и хитрого преступника, а что получил взамен? Эту дурацкую книжечку? Ему стоило титанических усилий не превратить ее тут же в труху.

Его имя так и останется номером один в списках на устранение, его жизнь так и продолжит состоять из пряток и притворства, и даже тот островок света и тепла, что он вдруг нашел на несколько мимолетных часов, отобрали у него правила и порядки этого проклятого мира. И ему некому было рассказать об этом кроме безмолвной птицы, которая сейчас кружила в вышине где-то над зданием.

Как бы ему сейчас хотелось стать таким же как Принцесса, крылатым и свободным от всех забот и переживаний. Но нет, ему нужно было сидеть тише воды ниже травы здесь, в созданном им же кармане внутри одной из стен подвала. Потому что до того как убраться из особняка, стража сто процентов обыщет его сверху донизу, а у него не было сил, чтобы бежать прямо сейчас.

— Да будь ты проклято… — пробормотал он, со всех сил ударяя в стену своего убежища. По тонкому слою камня, отделяющего его от коридора подвала, прошла тонкая трещина. — Твою же… — теперь нужно было заделать повреждение, чтобы ничто не намекало на его местоположение. Лаз с ненавистью посмотрел на вьющийся вертикальный пролом…

А потом у него внутри словно что-то переклинило.

— Этого вы от меня и ждете, да? — зарычал он, очередным ударом пробивая тонкую перегородку насквозь и оставляя на камне кровь из сбитых костяшек.

— Что я забьюсь в нору как трусливая крыса? — Еще один удар расширил пролом.

— Что спрячусь и буду задерживать дыхание при каждом шорохе? — В коридор посыпался настоящий дождь каменной крошки, а Лаз, лишившись мишени, шагнул из своего убежища и, опустившись на колени, выбрав новой целью каменный кол. Вот только он, в отличие от перегородки, была сплошным, и тело человека было недостаточно сильным, чтобы оставлять на нем хоть какие-то повреждения.

— Что брошу свой дом, боясь дать вам отпор? — Теперь к каждому удару примешивалась изрядная доля телекинетики, Лаз не знал откуда у него берутся на это силы и ему было плевать.

— Что не смогу стать достаточно сильным, сломаюсь под давящей на меня силой!? — В стене коридора образовалась первая трещина. Сам того не осознавая, Лаз направлял свою магию не просто в камень, она, словно пробивающаяся в самые глубокие пещеры вода, с каждым его ударом подтачивала все здание.

— Что не сумею спасти своих родных, сбегу, поджав хвост!? — Коридор уже покрывали целые сети разломов, тонких, словно волос, и таких, в которые можно без труда засунуть палец.

— Что предам ее, не выполню данного обещания!? — Сотрясалось все здание, трещины уже шли и по внешним стенам, с полок падали книги, со столов — посуда, с потолков — люстры, вместе с сыплющейся из прорех пылью, с крыши покатилась красная черепица, в окнах лопнули стекла. Солдаты, кто не был занят на захвате Микалиса, уже давно выбежали на улицу, а сам организатор провалившегося преступления с ужасом в глазах оглядывал рушащийся кабинет.

А Лаз продолжал вбивать в превратившийся уже в мелкую крошку пол удар за ударом. В его трансформации не предполагались слезные железы, однако сейчас он плакал, так как не плакал уже очень и очень давно. Все то напряжение, вся та невысказанная злоба на объявивших его дичью королей в частности и на весь мир в целом, все то бессилие, что терзало его последние полгода — выходили сейчас со слезами и обильно текущей из разодранных до кости кулаков кровью. Наконец он замер с поднятыми вверх руками, замутненными глазами оглядев уже превратившиеся почти в ничто стены. От разрушения их удерживала лишь его же псионика, которой он на автомате защитил тело.

А потом в его взгляде, впервые за последние пять месяцев, а может и за все двенадцать прожитых лет, разлилось холодное, обжигающе-ледяное спокойствие. И кулаки в последний раз врезались в многострадальный пол подвала.

— Не бывать этому.

.

— Так что, говоришь, тут случилось? Кто дом-то развалил? Ты мне рассказал что какой-то хрен взял в заложники богатеев, а его остановила наша доблестная гвардия. Но что со зданием-то случилось?

— Ну этот Микалис вроде помер под обломками, вместе с герцогом и несколькими гвардейцами…