— Как он попал сюда?

— Все годы Али был верным посетителем кафе, и дирекция отеля сделала ему предложение, ему, самому ничтожному в общине, гонимому и презираемому, над которым смеялись дети и о котором прокаженные рассказывали сказки. Они предложили ему работу: менять разноцветные насадочные стекла в прожекторе, чтобы по вечерам черные волосы прекрасных молодых мужчин и розовые губы прекрасных молодых женщин играли разными красками.

Маленький Али вытащил из рамки голубое стекло и вставил красное.

— И видите, с этого момента он стал счастливым человеком, — сказала Мира.

Из глубины зала донеслись мелодия «I’ve got you under my skin»[34] и голос певицы.

— To, что выпало на долю Али, для него и для его братьев по духу является доказательством бесконечной любви и доброты Аллаха. Али стал самым благочестивым в общине, с того несчастного дня не попробовав ни капли сливовицы. Пять раз в день его видят на коленях воздающим хвалу Аллаху, трезвого и благочестивого. Он нашел милость и покой в лоне Всемогущего, который все понимает и все прощает.

Али вынул красный диск и вставил зеленый.

Мира обняла Фабера.

— Поцелуйте меня, Роберт, — сказала она, — если вам хочется.

— Я люблю тебя, — сказал он.

— И я тебя, — сказала она, — очень.

Их губы слились, рот Миры стал нежным и приоткрылся, и Фабер подумал: «Счастье! Так много счастья!»

«…’cause I’ve got you under my skin», — доносился к ним наверх голос певицы. Они продолжали целовать друг друга, у них было одно тело, одно сердце, одна душа.

А Али менял зеленое стекло на желтое, желтое — на голубое и голубое снова на красное.

12

— «I’ve got you under my skin», — произнесла старая женщина на больничной кровати, ее губы изогнулись, порываясь улыбнуться, а рука гладила руку семидесятилетнего Фабера. — Это была наша вторая песня. И ты ее тоже помнишь.

— Да, — сказал он и солгал.

— Это прекрасно, — сказала Мира. — Потому что ничего этого уже нет. Али умер. Певица умерла, большинство из тех, кто тогда танцевал в «Европе», умерли, только мы еще живы — ты, я и, надеюсь, Горан. Надя, наша дочь, и ее муж умерли, застрелены снайпером. Так много людей было убито в Сараево, так много детей. Разрушали страну и города, а мир смотрел на это. Миру это было безразлично. Ему, конечно, было бы не безразлично, если бы у нас была нефть, но у нас нет нефти, мы бедны. Минарет Али и его мечеть разрушены уже давно. Отель «Европа» был забросан гранатами и выгорел. Никто уже не будет там петь и танцевать. Отель «Европа» — это куча развалин и обломков.

— Я видел это по телевизору, — сказал он.

— Иногда в Сараево становится спокойнее. В один из таких более спокойных дней Ибрагим Цильдо, известный гид, репортер из Си-эн-эн, привел людей к развалинам отеля и сказал: «Это — Европа».