Таксист доехал до Шварценбергплаца, свернул на Ринг, затем на одну из своих объездных улиц и остановился перед отелем «Империал». Фабер расплатился банкнотой, достоинство которой значительно превосходило стоимость поездки. Таксист с подобострастным поклоном мгновенно ее спрятал.
— Тысячу раз целую господину руку, — сказал он. — Я желаю вам отлично провести время в нашей прекрасной Вене.
Фабер молча вышел из машины. Что случилось, то может случиться снова. В середине этого столетия в центре Европы два цивилизованных народа превратились в сообщество убийц. Это случилось. И поэтому это может случиться снова.
Опустив плечи, тяжелой походкой он вошел в холл. Майская ночь была теплой, и стеклянные двери холла были распахнуты настежь.
«Теперь я должен остаться здесь, — думал он, — я обещал. Туннель».
8
Он лежал в теплой ванне.
Придя в номер, он позвонил обслуге и заказал легкий ужин. Как бы он ни был утомлен и измучен, он не мог лечь в постель, не исполнив определенный ритуал. Если не мог принять ванну, принимал душ. Если не мог стать под душ, тщательно обмывался другим способом.
Он подстриг ногти на ногах, добросовестно почистил зубы, прополоскал рот, принял лекарства и уставился на высоченный потолок ванной комнаты. Его мысли снова отправились в путь…
«Тогда, в 1948 году, когда я работал переводчиком в американской военной полиции на перекрестке Верингерштрассе и Мартинштрассе, у меня было много замечательных друзей, австрийцев и других: Марсель из Безансона, Жорж из Ливерпуля, Тини — так мы называли черного старшего сержанта из Алабамы, ростом более двух метров, Саша, родом из Закавказья, — все моего возраста, молодые солдаты. Мы понимали друг друга, понимали, как велик был наш страх, как мы боялись стать калеками или вообще погибнуть.
И тут это невероятное, неописуемое, потрясающее счастье. Войне — конец! Все кончено! Конец аду и нацистской чуме!
Мы говорили на ломаном языке, но хорошо понимали друг друга; много ночей мы провели вместе, пели, и пили, и спорили до утра, русские с американцами, англичане с австрийцами. Это была единая большая семья. Черные, белые, евреи, христиане, атеисты, из Прованса и из Сибири, из Уэльса, из Алабамы и из Вены. Русские приносили водку и мясо, американцы — консервы и сигареты, англичане — виски, французы — красное вино, и все приносили книги, пластинки и журналы со всего света. Какая была эта дружба, какие общие планы! Мы хотели построить справедливый новый мир. Ура, Саша! На здоровье, Джо! Разрушенная Вена, холод, крысы — а сколько надежд, о, как бесконечно много надежд…»
С трудом Фабер выбрался из ванны, вытерся, смягчил кожу лосьоном, натянул новую пижаму и, прежде чем лечь в постель, выключил свет. Заснул он сразу.
9
Когда он пришел к ней на следующий вечер в половине шестого, Мира выглядела по-другому. Волосы были аккуратно причесаны, щеки подрумянены, губы слегка подкрашены помадой. В глазах, которые вчера казались безнадежно потухшими, теперь горела новая жизнь, новая уверенность и радость. Мира была в желтой пижамной курточке, и когда она его обняла, он почувствовал в ней новую силу. Он поцеловал ее, и теперь не ощутил никакого отвращения, теперь он почувствовал тесную связь между ними.
— Сегодня ты выглядишь на самом деле замечательно, — сказал он.
— Я и чувствую себя замечательно, честное слово! Сегодня мне намного, намного лучше.
— Горану тоже немножко лучше.
Он рассказал о дне, проведенном с мальчиком в Детском госпитале. Горан уже не был таким апатичным, таким сонливым и слабым.
— У врачей снова появилась надежда, — заключил он.