«Я не выдержу этого, — думал он, — я не выдержу этого!»

— Так он смог тебя найти. И попросил приехать в Вену. Мне стыдно… но я была так измучена, и слаба, и близка к концу…

«А я? — подумал он с горечью. — Я не был слаб, измучен и близок к концу?»

— …Горан — это все, что есть у меня. Эта катастрофа… Я еще в самолете почувствовала себя плохо… и доктор Кальтофен сказал, что подобный приступ может повториться… Но теперь ты здесь. Замечательно, что ты приехал.

— Это само собой разумелось, — сказал Фабер, хотя эти слова застревали у него в горле.

— Совсем не само собой разумелось! Это замечательно, что ты заботишься о Горане. Может быть, он и умрет теперь… тогда ты сможешь сразу улететь. Но если он не умрет, если ему станет лучше, ты останешься с Гораном, пока он не выздоровеет… Ты мне обещаешь это, так ведь?

«Туннель, — думал он, — бесконечный туннель».

— Да. Я тебе это обещаю, — сказал он.

«О проклятье! — думал он. — Но, по крайней мере, без: «О Натали!» — Никогда больше: «О Натали!» — Никогда в такие моменты!»

Мира вдруг застонала.

— Что случилось? — с тревогой спросил он.

— Ничего, Роберт… ничего… — Она уже едва могла говорить. — Это свидание… оно меня страшно взволновало… Не сердись… Я больше не могу… Завтра ты снова придешь, да? Завтра… завтра… все будет по-другому, ты понимаешь это, да?

«Еще как, — думал он, — еще как! Я тоже больше не могу».

— Само собой разумеется, — сипло сказал он и быстро поднялся, думая при этом: «Не так быстро, не спеши!»

— Ты прижмешься еще раз своей щекой к моей? — спросила Мира.

Он сделал это и почувствовал отвращение.

— Спасибо, — сказала она.

Фабер криво улыбнулся, прикоснулся к ее волосам и большими шагами пошел к двери. Обернуться еще раз было свыше его сил.

7

У него так кружилась голова и так болело сердце, что пришлось сесть на самую ближнюю скамью в длинном коридоре, в котором теперь включилось освещение.