— Я благодарю вас за ваше исключительное дружелюбие, фрау судья, — сказал он.

— Я счастлива так же, как и вы, — ответила приветливая женщина. — Именно поэтому я и люблю свою профессию. Потому что я часто — да, именно часто, — могу принести счастье. Всего хорошего вам, фрау Мазин и Горану! Пусть он как можно скорее окончательно выздоравливает и чувствует себя в Вене как дома!

— Непременно! — ответил Фабер.

Она проводила его до лифта.

«Хороший человек, — подумал Фабер, спускаясь вниз, — хороший человек. Хорошие люди все еще есть. Я все чаще знакомлюсь с такими людьми. Теперь у меня есть опека над Гораном. Теперь Горан умрет».

Пешком по жаре он направился в сторону Детского госпиталя. Документ он положил в маленькую кожаную сумку рядом с диктофоном и пистолетом.

В больнице было прохладнее. Портье поздоровался с ним, подобно всем остальным, он давно уже знал Фабера.

Фабер шел вниз по коридору и думал о том, как повезло таким людям, как эта судья по семейным вопросам, которые верят в Бога, Его помощь и справедливость.

«Так уж ли им действительно повезло, — раздумывал он, — если бы они столкнулись с тем, что произошло с Мирой, мной и Гораном? Может быть, их вера помогает им даже в таком случае, — подумал он, и ему пришли на ум слова дьякона Ламберта, которые он сказал ему однажды. — Но, — гневно возразил сам себе Фабер, — это была только пустая болтовня».

Он добрался до комнаты Горана и увидел, что дверь была только притворена. Сквозь щель были слышны звуки двух голосов — это были Горан и Петра. Он остановился.

— Ты должен сказать «да», — услышал он голос Петры.

— Никогда, — ответил Горан.

— Тогда ты умрешь.

— Тогда я умру.

— А как же Эйр Джордан? — спросила Петра. — Когда я была у вас в гостях и мы смотрели видеозапись игры, ты сказал, что Эйр Джордан снова должен играть, и он будет играть снова, это его предназначение, и он будет чемпионом НБА в четвертый раз.

— Я…

— Дай мне сказать! Не было такого случая, чтобы кто-то вернулся и снова стал чемпионом. — Ее голос стал громче. — И я хочу быть этому свидетелем, сказал ты — успокойся! — и я хочу быть этому свидетелем, только ради этого мне стоит сохранить свою печень! Только ради этого! Ты это говорил или нет?

Молчание.

— Отвечай!

— Я… я сказал это, да. Но она не сохраняется. Она никуда не годится больше. Все. С ней все кончено.