— Я бы эти слова Черномырдина золотом выложил на кремлёвской стене. Прям за мавзолеем. Только лучше-то хотели власти для себя любимых. А народ — хрен с ним, пусть спивается, лишь бы казну наполнить. И получилось это у советской власти, а не у царской! На отлично получилось! Те, кого не расстреляли, не убили в Гражданскую войну — стали спиваться. Вымирать стала Россия. Революция в целом принесла много бед русскому народу. И сумеем ли, сможем ли, мы возродится — большой вопрос!
— Сумеем! — убеждённо сказал Пётр.
Так за разговорами и дружескими перепалками под стук колёс прошёл тягучий день в поезде. Когда Афоня и Мурад стали вспоминать студенческие годы. Петька полез на верхнюю полку подремать. Потом ужинали, пили чай, опять о чём-то говорили, вдыхая неповторимые ароматы поезда.
Прошла ночь, наступило утро. Лениво позавтракали, выпили чаю на радость проводнице и стали не спеша готовиться к выходу.
В двенадцать часов дня по московскому времени или в два часа дня по местному поезд прибыл в Ивдель.
На выгрузку было всего несколько минут, но они уложились. Благо, что опыт, какой-никакой у Афанасия и Петра был.
Парни заранее спросили проводницу, из какого тамбура и на какую сторону будут высаживать пассажиров. В этот тамбур не спеша перенесли все свои вещи и там спокойно ждали остановки поезда. Когда поезд остановился, и проводница открыла дверь, Пётр и Мурад спрыгнули на платформу и стали принимать вещи у Афанасия и относить их на перрон. В результате у них осталось время поболтать с проводницей и тепло попрощаться с ней.
ГЛАВА 6
Городок встретил путешественников пасмурной прохладной погодой и мелким дождём. Ещё в поезде, видя, что творится за окном, Афанасий и Пётр натянули на себя анораки, а Мурад штормовку. Штормовка была обычная брезентовая, покупная, как и рюкзак Мурада. У Афанасия и Петра анораки, рюкзаки и спальные мешки были самодельные. Ребята в молодости когда-то сами их сшили из плотного непромокаемого капрона. Поэтому у Афони анорак, рюкзак и спальник были сине-красные, а у Петьки чёрно-оранживые.
Туристы расположились зале ожидания одноэтажного розовато-белого здания вокзала. За окном со стороны города бродила гнедая лошадь. Афанасий удрал устанавливать контакты с местным населением в поисках транспорта в сторону посёлка Плотинного. Мурад и Пётр, молча смотрели, как бродит от окна к окну лошадь, цокая подковами по асфальту. Мурад что-то загрустил.
— Что пригорюнился, джигит? — Петька дружески хлопнул по плечу Мурада. — Чечню вспомнил?
— Да. — Грустно откликнулся тот, — ты не представляешь, как хорошо было до войны у нас в Чечне, у моего деда.
— Не горюй, война рано или поздно кончится и всё у вас наладится. За этим мы и припёрлись в эту глушь, чтобы второго витка этой войны не было. Баранов то резал у деда?
— Да, когда взрослым стал — резал. До этого только ноги держал у овец, когда их резали.
— А человека зарезать сможешь?
— Теоретически — да. Практически — не пробовал. Я даже не знаю, убивал я кого-нибудь или нет. Наверно, да. В бою, ну, ты должен знать, ты стреляешь, сосед твой стреляет, противник твой упал. А кто в него попал? Неизвестно!
— Это, да. А мне приходилось и в упор стрелять и ножом резать.
— Чеченцев?
— И чеченцев и, даже, одного негра. Откуда он там взялся?
— Из Северной Африки. Из Судана или Нигерии.