VI

Доска скрипнула под ногой. Казаков огляделся — интерьер капитанской каюты был в точности таким, как описывал его Серёга. Даже следы обыска заметны — выдвинутый из-под койки сундук, выпотрошенные ящики стола, разбросанные бумаги на незнакомом языке.

Надо бы собрать их… — он поднял один из листов. Буквы, как и следовало ожидать, был им незнаком. — Может, чем-нибудь поможет… потом, в Зурбагане. Эта твоя доска ведь тут бесполезна?

Вчера, на утёсе он таки добился от спутника подробного рассказа о загадочной доске-переводчике.

— Ну, не знаю… — Сергей собрал несколько листков в стопку. — Может, если в точности скопировать буквы, она выдаст перевод? Пробовать надо…

— … а сейчас некогда. — резюмировал Казаков. — ладно, давай соберём тут всё и займёмся трюмом. Я заглянул в люк — там, вроде, вода невысоко стоит, можно пошарить…

Видел, как Кора на этот люк среагировала? — спросил Сергей. — Встала над ним, рычит глухо, шерсть дыбом…

Небось, там какой-нибудь осьминог засел.- предложил версию Казаков. — или мурена дохлая.

— Почему именно мурена?

— Ну, минога, я в морской живности не разбираюсь. Ладно, хватит отлынивать, а то погода испортится!

Насчёт погоды он беспокоился зря. Она утра была как на заказ — лёгкий ветерок с моря, редкие облачка на небосводе, и даже из трёх лун видны только полторы — одна почти в зените, другая стыдливо выглядывает из-за горизонта. По случаю таких «тепличных» условий, Сергей ставить шхуну на якорь в кабельтове от камней, на которых сидел «пиратский корабль, как сделал этот при прошлом своём визите. На этот раз он скомандовал убрать паруса, осторожно, на малых оборотах, пришвартовался к наветренному, обращённому в сторону океана, борту и перекинул на него дощатые сходни. "Там довольно глубоко, и камней нет. — пояснил он встревожившемуся, было, напарнику. — Я ещё в прошлый раз с борта заглянул, и шестом для верности потыкал…»

Но повторный обыск каюты ушло не более получаса. В нём приняла участие и Кора, оставившая свой пост у люка — собака явилась в каюту, обнюхала все углы и затявкала на плотно придвинутый к переборке сундук. И не зря — когда его отодвинули, в узкой щели оказался пакет из тёмно-коричневой… не бумаги, скорее, пергамента — запечатанный разлапистыми тёмно-фиолетовыми печатями. Оттиски на сургуче изображали кораблик на волнах, и Казаков уже нацелился надломить их и проверить содержимое, но Сергей его остановил. «К бабке не ходи, содержимое мы прочитать не сможем. Ты ощупай на всякий случай, если там одни бумаги — оставим, как и всё прочее, до Зурбагана. Печати опять же, стоит показать понимающим людям — а вдруг они что-нибудь означают? Что-нибудь важное?»

Тщательная «пальпация» не выявила в пакете ничего подозрительного — ни монет, ни цепочек, ни перстней или ещё каких-нибудь финтифлюшек. Несколько разочаровывало, что не удалось обнаружить ни сдвижной панели, скрывающей клад, ни запрятанную под палубной доской абордажную саблю или пистоль с усыпанной самоцветами рукояткой. Ни даже на худой конец, зрительную трубу в кожаном, задубевшем от морской воды в футляре, забытую хозяином каюты на спинке кресла… Казаков не смог сдержать иронической усмешки — вот и он начинает мыслить категориями «Острова Сокровищ», — засунул пакет за пазуху и вслед за Корой и Сергеем выбрался из выпотрошенной каюты.