— Я вам объяснял, деточка, что узника нужно сломить духовно, а не физически. А ваш сержант что сделал? Пнул его по голове! И не один раз!

«А, ну тогда понятно, почему так плохо. Хорошо хоть, выжил!»

— Что же ему, было смотреть, как он вас избивает?

— Достаточно было просто стащить его с меня! И не пытаться превратить его голову в отбивную!

— Сержант, конечно, будет наказан!

— А вы, Эйрина, тоже хороши! Бросили меня один на один с эквитом! Уму непостижимо!

— Он был связан…

— И как мне это помогло? На лбу три шва! Командор Ордена чуть не погиб от рук заключенного!

Вялые, но уже собирающиеся в кучу мысли зацепились за слова «три шва». Часть сознания порадовалась, что Менгеле-Лектору крепко досталось, другая отметила, что для наложения швов и вообще оказания помощи требуется время.

Осознав это, я тут же вызвал перед глазами обратный отчет портала и чуть не заорал от радости. Три часа! Мне осталось продержаться всего три долбаных часа! И я буду свободен! И вертел я на самом длинном болту этот Мишшес, этот Орден, и этих садистов-гончих и командоров!

По всей вероятности, я как-то себя выдал. Сильные руки тут же перевернули меня на спину, другие, с тонкими и холодными пальцами, взялись за веки и раздвинули их. В глаза хлынул ослепительный свет, хотя я помнил, что в камере было довольно темно.

Ладно, спалился и спалился. Попробуем тогда сыграть на словах Лектора о том, что сейчас со мной нельзя работать.

— Кто вы такие? — прошепелявил я разбитыми до состояния вареников с вишней губами. — Где я? Что происходит?

— Вот! — обличающим тоном выдал командор. — Вот об этом я и говорил вам, Эйрина! Бедняге взболтали содержимое головы! Как мне прикажете работать с таким материалом?

«Бедняге! А кто меня собирался ломать духовно, урод?» — подумал я, радуясь тому, что моя хитрость сработала.

Пару минут Лектор еще распекал свою подчиненную — как оказалась, именно он был начальником, а гончая всего лишь полевым работником. После чего решетка лязгнула, сообщая об уходе палача. Вслед за ним удалилась и Эйрина. Перед тем застращав двух оставшихся со мной громил, чтобы те глаз с меня не спускали.

Я подавил лезущую на глаза улыбку и стал смотреть на обратный отсчет циферблата. Так прошло два часа сорок минут. Оставшееся до свободы время тянулось невыносимо мучительно, а потом я вдруг вспомнил, что в портал, когда я его открою, надо будет войти. А как это сделать, если я лежу на лавке, спеленатый, как младенец, а по бокам восседают два бугая?

— Эй! Уроды! — позвал я тюремщиков. — Зовите свою начальницу. Скажите, я согласен на договор.

Мыслил я так. Вряд ли прибор — редкий и дорогой магический артефакт, в смысле, — потащат к узнику в камеру. Скорее уж меня отведут к нему. Ключевое слово тут было — отведут. Я должен был пойти туда своими ногами, а не в качестве гусеницы на руках у вышибал-орденцев.

Пока один из тюремщиков бегал за гончей, второй, видимо, на всякий случай прижал меня к лавке своим весом. Я покряхтел, обложил его матом, но вырываться не стал — фиг с ним, если ему так спокойнее. А когда через полчаса — не торопились, дряни! — в камеру вошли сразу и Эйрина, и Лектор, повторил: