Она находит в холодильнике плавленый сырок, садится за стол и начинает жевать, стряхивая с губ налипшую фольгу от упаковки. Я выкручиваюсь из спальника, выползаю из-под стола и включаю чайник.
– Что сегодня будешь делать? – спрашивает бабушка.
– В школу пойду.
Бабушка несколько мгновений думает, нужно ли ей тоже в школу. Приходит к выводу, что не нужно, и спрашивает:
– Где пиво?
– В магазине, – говорю я.
Она громко смеется с набитым ртом, а я в это время думаю, сумею ли правильно применить метод Хаймлиха, если кусок плавленого сыра попадет ей не в то горло. К счастью, до сих пор все обходилось. Она дожевывает, я завариваю чай, заливаю кипятком овсяные хлопья и ставлю на стол две тарелки с этой размазней – ей и себе. Пока мы завтракаем, она рассказывает истории из своей жизни – обычно раз по пять одно и то же, но я не возражаю. Если состояние у меня пободрее, я начинаю бабушку подкалывать – говорю заранее, что сейчас произойдет в ее истории. Она изумляется: «Откуда ты знаешь?! Тебе кто-то рассказал?» А я отвечаю, что это просто интуиция. Но если мое состояние на уровне комы, я молча слушаю бабушкины байки, вставляю в подходящих местах «угу» и закладываю в себя ложками кашу.
Перед уходом я всегда бужу папу, чтобы бабушка не оставалась без присмотра. Будить его, конечно, жалко – спал он наверняка часа два, а до того сочинял какие-нибудь статьи для средств массовой информации, у которых постоянно кончаются деньги, или рекламные тексты для компаний, у которых деньги, наоборот, не кончаются, за что папа их ненавидит. Хотя, может, он их ненавидит не только за это или совсем не за это, но какая разница, ведь надо же где-то зарабатывать, как говорит мама.
11
В то утро я вышла раньше обычного, потому что бабушка доконала меня рекордным восьмикратным повторением одной из своих историй, а подкалывать ее у меня совсем не было сил – оставалось только тихо ретироваться. В школу я хожу пешком, даже когда опаздываю, потому как толкаться в переполненном трамвае охоты нет. И по улице плетусь еле-еле, смотрю по сторонам и пинаю камешки. Говорят, мир сейчас такой быстрый, что замедлиться и впасть в бездумное созерцание человеческому мозгу только на пользу. Надеюсь, мой мозг когда-нибудь меня за это отблагодарит.
Но хотя я и ползла по району, как чахоточная букашка, до школы добралась все равно слишком рано. Торчать в пустом классе – глупость, и я осталась во дворе. Вскарабкалась на железные лазалки, которые стоят на детской площадке чуть в стороне от входа в школу. Взгромоздилась на самый верх и стала наблюдать, как из дворов и переулков стекаются к школе ученики разных форм, размеров и цветов. Люблю смотреть на людей, когда они не обращают на меня внимания и ничего от меня не хотят.
Чем меньше времени оставалось до звонка, тем гуще становился поток, и вот в этом потоке появилась группа шумных парней, которые по-гусиному гоготали, глотали колу из литровых баклажек и дымили сигаретами. Подойдя к школьным воротам, они остановились, докуривая и сплевывая в грязный снег. Один из них держал в руке колонку, из колонки бухал тошнотворный рэп. Гогот, мат, оглушительная отрыжка, одинаковые шмотки – кто еще не понял, что это самая крутая в школе лига, тот слепоглухонемой. Рядом с опекающим колонки блондином-бультерьером курил рыжеволосый парень – одет он был чуть менее отвратительно, и лицо у него было чуть менее дуболомное. Если присмотреться, даже нормальное у него было лицо. Нос красивый, ничего так. И говорил он мало и не так громко и развязно, как остальные. Что он с ними делает – непонятно. Может быть, тоже от скуки мается, как я, и решил примкнуть.
Лазалка мелко затряслась. Я посмотрела вниз. Там стояла Лусинэ в своем голубом пуховике, раскачивала лестницу и приветливо улыбалась мне снизу.
– Можно к тебе?
Я кивнула, и она полезла вверх как была – в узкой юбке, прозрачных колготках, сапогах на каблуке и не сняв рюкзака.
– Не надо, не надо, – пропыхтела Лусинэ, когда я протянула ей руку.
Она медленно вползла на вершину и, повозившись, устроилась рядом со мной.
– У-ух! – выдохнула она тоненько и рассмеялась.
Это прозвучало так весело – мне сразу понравилось, что она ко мне залезла и что мы сидим тут с ней вдвоем.
– Лус, ты вон того знаешь, в зеленой куртке? – спросила я, выждав некоторое время для приличия.