– Леша. Кхм. Ты знаешь, кто мне на голову газировку вылил?
– Не знаю, – глядя мне в глаза, ответил Рыжий. – Честно.
Либо виртуоз обмана, либо в самом деле не врет.
– И это не был кто-то из твоих друзей?
– Не был, – мотнул он головой. – На фига ваще?
Я кивнула, мы пошли дальше.
– Ты в следующий раз нам скажи, мы разберемся, – заговорил Рыжий. – Чо те самой?
Я задумалась, надо ли мне в ответ на такое предложение сказать «спасибо».
– А если это девчонка была? – спросила я. – Вы же не будете с девчонкой разбираться.
– Ну, растащили бы вас, – усмехнулся он.
Это прозвучало снисходительно и уже не совсем походило на обещание защиты – скорее, на влезание не в свое дело.
– А если я не хочу, чтобы нас растаскивали? – воинственно спросила я.
Он помолчал, поглядывая на меня искоса, потом улыбнулся:
– Как скажешь.
41
Он дошел со мной до бабушкиного дома, разговора о школе не получилось («А почему у вас почти все парни после девятого уходят?» – «А чо там делать?» – «А в колледже что делать?» – «Да ничо»), поэтому мы слушали его музыку, поделив наушники пополам. Само по себе это было не очень интересно, но мне нравилось, как от него пахнет, нравилось, что он почти с меня ростом и мне не приходится сильно сутулиться, нравилось, что у него хриплый голос. И нравилось, что мы идем очень близко друг к другу, связанные наушниками, и то и дело тыкаемся друг в друга локтями и плечами. Один раз я ему нечаянно наступила на ногу и, рассыпаясь в извинениях, коснулась ладонью его предплечья и почувствовала его мускулы через куртку и свитер. И хорошо, что он не стал доводить меня до двери, как какой-то влюбленный, а попрощался у входа во двор и не спросил мой номер, не стал лезть за смартфоном, чтобы добавить меня в друзья, а просто сказал «Пок» и ушел. Я взлетела на третий этаж как ракета Илона Маска.
42
Папа сидел со своим ноутбуком на кухне и был похож на нейрон, каким его рисуют в учебниках. Немытые волосы торчат дыбом в стороны как дендриты, тощее тело извивается как аксон.
– Пап, я красивая? – спросила я, появляясь на пороге.
Папа оборотил ко мне измученное лицо, прикрыл-открыл глаза, потом улыбнулся по-доброму и сказал: