Она закусила губы. Потом в наступившей тишине промолвила:

— А теперь я пойду. Я бы не советовала вам слишком задерживаться в Дьепе… Даже просила бы вас уехать поскорее…

— Позволительно ли мне узнать — почему?

— Чтобы у вас не хватило времени окончательно разрушить тот образ, который я создала в своих мечтах…

Тут Жак почувствовал угрызения совести. Он заставил это бедное дитя страдать, не имея на то ни причин, ни оснований. При всем своем цинизме, всей своей дерзости он не мог простить себе, что играл ее чувствами и причинил ей боль. Ясно, что малышка успела проникнуться к нему чувствами самого нежнейшего свойства, возможно, это была ее первая любовь, а он так грубо насмеялся над нею, с такой легкостью разбил ее мечты.

— Да хранит вас Бог, — проговорил он. — Никогда бы не простил себе того, что могло бы произойти, не проснись вовремя Боннар…

— Не стоит об этом… Вы устали, вам надо поспать…

— И вам тоже, Мари…

— Ах, я другое дело, — проговорила она, — мне теперь уже не заснуть… Прощайте…

Она уже направилась к двери, но в последний момент он успел задержать ее.

— Погодите, Мари! — воскликнул он с какой-то неожиданной уверенностью и огромной силой убеждения. — Клянусь вам, единственное в мире, что мешает мне на вас жениться, это уважение моего семейства, уважение, которого навсегда лишил бы меня брак с девушкой из низов. У нас в роду люди добропорядочные и, как ни трудно вам теперь поверить, весьма строгих нравов… Но могу заверить вас, что, с тех пор как я увидел вас, ни одна женщина в мире не сможет внушить мне настоящей любви… Вот почему я навсегда сохраню к вам самое глубочайшее почтение…

Она почувствовала, как к глазам подступают слезы. У нее больше не было сил. И подумала про себя, что останься она еще хоть ненадолго, непременно разрыдается в его присутствии, он примется утешать ее, и тогда она станет легкой добычей, которая сдастся без малейшего сопротивления. К тому же она еще не знала, солгал ли он ей снова или все-таки сказал правду.

Он привлек ее к себе, ища ее губ, и на сей раз она не отвернулась от него.

Но Жак сам отстранился и легонько подтолкнул, провожая до двери. А там, уже окончательно прощаясь с нею, голосом, неожиданно задрожавшим от нежности, прошептал:

— Доброй ночи, Мари… и прощайте.

Рано утром, едва забрезжил рассвет, он оседлал свою лошадь и ускакал, не дожидаясь, пока Мари появится в зале таверны.

Несмотря на бессонную ночь и целый день, проведенный в пути, он не чувствовал ни малейшей усталости. Мысли его блуждали где-то далеко-далеко. Он думал о только что пережитом приключении, которое сохранит в его душе куда больше волнующих воспоминаний, чем любая пошлая любовная интрижка на постоялом дворе, от которой потом не испытываешь ничего, кроме отвращения…