ГЛАВА 11

Манюня наводит марафет, или Диалоги Кафки

Однажды прекрасным июньским утром мы сидели в беседке нашего двора и наводили марафет. Мы — это Маринка из тридцать восьмой, Манюня и мы с Каринкой. То есть мы с Манюней и Маринкой наводили марафет, а сестра мастерила рогатку. Маникюр и прочие девчачьи забавы она не особо жаловала, поэтому периодически косилась на нас и выдавала презрительное «пф!».

Двор пустовал: детей на летние каникулы разобрали бабушки, а Рубик вообще уехал в Кисловодск. «Небось нервы лечить», — подумала я, покосившись на сестру.

Каринка откровенно скучала. Терзать было некого. Она стоически терпела наш щебет «ни о чем» и, чтобы не терять навыки, периодически задирала то меня, то Маньку. Мы великодушно ее прощали, потому что понимали — Каринка в печали.

— Через неделю поедем в лагерь, и ты сразу придешь в себя. Детей там много, будет кого мучить, — утешала ее Манюня.

Сестра основательно готовилась к поездке. Сегодня она мастерила третью по счету рогатку. Две другие уже лежали на дне нашего чемодана, для отвода глаз завернутые в папины старые семейники.

— Этой рогаткой я буду брать на мушку вожатых, — сопела сестра, обматывая рукоятку медицинским пластырем, сворованным в домашней аптечке.

Пока Каринка строила апокалипсические планы насчет своего досуга в лагере, мы, по очереди заглядывая в осколок раздобытого на помойке зеркала, наводили марафет. Сначала густым слоем размазали по лицу Сонечкину присыпку, потом нанесли на веки серебрянку, которую своровали из мешков, наваленных в тамбуре четвертого подъезда. Рабочие добавляли ее в какую-то смесь и закрашивали батареи в подъезде. Баратеи намертво схватывались металлическим сиянием и несколько недель отчаянно смердели на все четыре стороны. Сами понимаете, пройти мимо такой красоты мы не могли, поэтому воровато отсыпали несколько горстей в оперативно подставленный Маринкин подол. И теперь интригующе отсвечивали в пространство сероватыми веками и бровями.

Потом Манька жестом фокусника достала из кармана кулечек из фольги.

— Видали? — повертела она у нас перед носом.

— А что это? — затрепетали мы.

— Вот! — Она торжественно развернула кулек. Мы уставились на какой-то небольшой коричневый брусочек.

— Это помада? — Мы не поверили глазам своим.

— А то! Я бы розовую взяла, но ее совсем мало осталось. Зато коричневая новая, у нее ого-го какая длинная эта… ну, эта штуковина, которая выдвигается, когда крутишь тюбик. Помада, в общем. Я отрезала ножом кусочек и завернула в фольгу. Ба ни за что не заметит.

— Какая ты молодец! — обрадовались мы. Манька довольно засопела.