— Аха, — радостно кивала Гаянэ, — пап, а через семь дней — это сиводни или утром?

— Сейчас воскресенье, — папа понемногу выходил из себя, — завтра будет понедельник, потом вторник…

— Угум, — Гаянэ вскарабкалась на колени отца, — а на сашлыки поедем когда? Чичас?

— Мыееее! — взвыл папа.

— Ян Амос Коменский! — прокомментировала мама.

— Пап, — не унималась Гаянэ, — а послезавтра — это кто?

— Иди спроси у своей матери, — папа попытался спихнуть Гаянэ с колен.

— Ну уж нет, — вскипела мама, — сам эту кашу заварил — сам ее и расхлебывай.

— Кировабадци, — огрызнулся отец.

Когда мы с Каринкой забежали на кухню предупредить, что уходим к Мане, то застали там дивную картину — папа в позе заправского библейского патриарха восседал на угловом диванчике. На одном колене у него сидела Гаянэ, на другом — Сонечка. Сонечка держала под мышкой полбатона и, отколупывая по крохотному кусочку, кормила отца.

— Ам! — требовательно хмурилась она каждый раз, когда папа не успевал вовремя открыть рот. Папа гримасничал, но безропотно ел. Гаянэ не прекращала сыпать вопросами.

— Пап, а сиводни — это вторник или ночью?

— Охох, — вздыхал папа.

— А на сашлыки поедем чичас или возмозным днем? — любопытствовала Гаянэ.

— Жена! — Папа устремил на маму исполненный муки взгляд.

— Ничего не знаю, — отрезала мама, — сам, сам!