— Я поехал.

— Аха.

— Ведите себя хорошо.

— Аха.

— Если что — звоните.

Мы хотели в четвертый раз сказать «аха», но тут раздался душераздирающий, немилосердно скрежещущий звук. Он пронзил нас в самую душу и пригвоздил к земле.

Так мог трубить только рог судьбы, поднимая на последний бой все живое против неживого. Так могла звучать огромная, величиной с наш город грампластинка, если пальцем надавить на мембрану.

— Это что такое? — подпрыгнули мы.

— Это наш горнист. Зазывает отряды на обед, — объяснила Сюзанна.

— А чего так громко?

— Он в рупор дудит. Побежали!

— Куда?

— На плац. Нужно построиться в отряды, чтобы, маршируя, идти в столовую.

Мы обернулись к папе.

«Жигуленок», прощально бибикнув, попятился от нас прочь.

— Ииииииии, — завизжали мы и, взявшись за руки, побежали к плацу.

Взрослая жизнь в пионерлагере началась.

ГЛАВА 14

Манюня отдыхает в пионерлагере «Колагир», или О бедном вожатом замолвите слово

На первое чаще всего давали невнятный суп с вермишелью, иногда — с вкраплениями пупырчатой куриной кожи. На второе — рис пополам с мусором или вусмерть разваренные макароны. Если к гарниру полагалось мясо, то приходилось его проглатывать, не разжевывая, — чтобы такое разжевать, нужно было как минимум иметь железобетонные челюсти.