И на этот раз в его голосе слышны нотки тревоги.

– Я…

Но он не дослушивает. Поправляет складки брюк, тянет их немного вверх и опускается на одно колено.

– Герман, встань! Не надо! – мелькает мысль о том, что здесь камеры.

И завтра наша сцена может растиражироваться во всех соцсетях и новостных каналах оглушительной новостью. Мое лицо крупным планом будет мелькать во всех сплетнях месяца.

– Ты согласна? – повторяет он.

– Я… да. Конечно! Наверное… Герман, встань, пожалуйста! Умоляю!

Он выполняет мою просьбу, выпрямляясь.

– Наверное? – переспрашивает шутливо, выгибая бровь.

– Ты вообще-то еще женат, если помнишь.

– Это дело нескольких недель. А я хочу быть уверен уже сейчас.

Я снова смотрю на кольцо. Грани камня переливаются всеми цветами радуги. Завораживают.

– Это из-за ребенка? – произношу почти шепотом.

Не хочу, чтобы нас услышали окружающие. А вот Кравицкий, похоже, никого не стесняется. Он подходит вплотную, обхватывает ладонями мое лицо и вынуждает смотреть на него.

– Это потому, что я хочу видеть тебя своей женой, матерью, любимой женщиной.

– Любимой? – выхватываю главное.

– Любимой, – выдыхает мне почти в губы.

Сердце делает кувырок и радостно бьется в груди. Тук-тук, тук-тук, тук-тук.

Любимой…

На глазах снова наворачиваются слезы, только в этот раз от радости, от нахлынувшего счастья. Я ведь уже напридумывала себе бог весть что.