– Кеша, связь с засадой, голосовой режим, быстро!
– Марина, бросай копаться в лекарствах, ситуация изменилась. Давай вон к тому грузовику, возьми бойцов, быстро грузите в кузов моряка и старлея, сама в кабину, а потом дуйте отсюда на временную стоянку, водитель дорогу знает. И ждите нас, ты после того, как вас покормят, ранеными займись, там медикаменты тоже есть. Все, беги!
– Иннокентий, ну что там со связью?!
– Есть связь, товарищ лейтенант. Сотников на приеме.
– Так, капитан, слушай меня внимательно. С минуты на минуту мимо тебя должна пройти немецкая автоколонна в составе легковушки и четырех-пяти грузовиков. И если они будут идти пустыми или с небольшим количеством солдат в кузовах – всего там не больше пятнадцати-двадцати человек охраны должно быть, – то ты эти грузовики пропусти, себя не обнаруживай. Мы их тогда сами, тут встретим. Ну, а если грузовики полные солдат будут, или с пушками на прицепах, или вместе с броней, тогда это по нашу душу, тогда действуй по первоначальному плану. Но и тогда действуй с умом, с учетом тех вариантов атаки, которые мы с тобой вчера обсуждали. Все понял? Действуй, желаю удачи! – И только потом повернулся к Трофимову:
– Товарищ бригадный комиссар, помните того старшего лейтенанта, что во время боя нам от ворот лагеря руками махал? Мужественный, кстати сказать, воин, и командир, судя по всему, неплохой, нам очень полезным оказаться может. Так вот, он только что сообщил мне, что к ним в лагерь из города каждое утро, часов около восьми-девяти, прибывали грузовики и легковушка. Грузовики развозили пленных на разные работы, в том числе брошенное нашими войсками вооружение и имущество по округе собирать, и в город свозить. А в легковушке были писари с переводчиком и фотограф – они учет пленных проводили, что-то типа личных карточек на каждого оформляли. Сами понимаете, что нам и грузовики, и особенно эти немецкие писари с фотографом очень полезны могут оказаться, а уж если они свою картотеку по пленным с собой возят… И если они сегодня успели выехать из города до того, как там про нападение на лагерь узнали, то идут сейчас сюда, как обычно, с минимумом охраны. Так что вы, наверное, вместе с грузовиками и танкетками возвращайтесь на временную стоянку, а я с пушечными броневиками и десятком бойцов здесь задержусь, встречу организую. И еще наш штабной «Ханомаг» здесь придется оставить, связь обеспечивать.
Трофимов недовольно дернул щекой – вот оно, начинается, пошли непредвиденные обстоятельства, и снова планы, уже и так скорректированные несколько раз, летят ко всем чертям. С другой стороны, это действительно лакомый кусок, жаль упускать… Вот ведь засранец везучий этот лейтенант Иванов, он прямо как тот цыган, что посреди поля по большой нужде сядет, да и там копеечку найдет!
– Ладно, лейтенант, уговорил – задержимся, подождем немецкую колонну. Только я с вами останусь, а то знаю я тебя, ты без присмотра еще чего-нибудь учудишь. А на стоянке и мои помощники справятся. Иди давай, командуй, а я пока своим особистам указания доведу.
Занимаясь расстановкой и маскировкой броневиков, Сергей испытывал двойственные чувства. С одной стороны, Трофимов разрешил задержаться, и теперь, при удаче, можно будет разжиться новыми полезными ресурсами. Но с другой стороны, остался с ними, а Сергей уже успел немного осмыслить новые варианты и собирался после захвата грузовиков мотнуться к засаде, помочь собрать трофеи, а может, и слегка там повоевать, при удаче. Но теперь, с Трофимовым, это вряд ли получится. Впрочем, сейчас об этом гадать рано – вон, уже начались неожиданности и сюрпризы, пока, слава богу, не особо трагичные, но сама тенденция настораживает… Ведь вчера, при обсуждении с Сотниковым вариантов сегодняшнего боя и засады, прикидывали, казалось бы, все возможные варианты, но такого случая не предусмотрели. И теперь Сотников остался там с возможными неожиданностями один на один. Блин, как же не хватает сейчас надежной и мобильной связи уровня взвод-отделение! Лучшее, что в нашей армии сейчас есть, это прямо как в том анекдоте – рация на бронепоезде, сиречь на броневике, а отойди Сотников от того броневика чуть в сторону, метров на пять-десять, и все, останется вообще без связи. Нет, как только представится возможность конструктивного диалога с руководством СССР, сразу же, первым делом, буду вымогать носимые американские радиостанции Calvin SCR-536, те, которые потом назовут «уоки-токи» (ходилка-говорилка) – их как раз в 1941-м в американскую армию поставлять начали…
Ну, а Сотникова сейчас от руководства засадой отвлекать, заставляя возле рации сидеть, – это только хуже будет. Поэтому остается лишь удачи ему пожелать, а дальше – война план покажет…
– Ты, капитан, понимаю, горячая кавалерийская душа, да и на сердце у тебя всякого накипело за первые дни неудачных боев, все понимаю, но ты, когда свой «засадный полк» на позициях размещать будешь, самолично в каждую дырку не лезь – не твоя это задача. Твоя задача – правильно организовать выделенные тебе силы и средства, так, чтобы они друг друга дополняли и действовать могли с максимальной эффективностью. Еще качественно наблюдение устроить, сигналы к началу и прекращению боя подать, сбор трофеев провести, в случае чего отход и отсечные заслоны правильно организовать. И особо – кавалеристов своих по округе грамотно рассредоточить, чтобы и дозоры дальние были, и с места засады никто случайно убежать не смог. А уж мелочной опекой заниматься, самому размещением каждого бойца и каждой огневой точки руководить – это не твое, это задачи приданных и подчиненных тебе командиров, специалистов своего дела. Да и вряд ли ты сейчас, без опыта, лучше Гаврилова его броню расставишь и лучше Давыдова пушкам позиции подберешь, так что это все пусть они сами. А ты, кстати сказать, лучше за их действиями со стороны понаблюдай да поспрашивай аккуратно, если чего неясно будет, это тебе и в знания, и в опыт пойдет…
Сейчас, сидя на подножке возле открытой двери радийного БА-10 старшего сержанта Гаврилова и наблюдая затихающую суматоху последних приготовлений, капитан Сотников с благодарностью вспоминал указания лейтенанта Иванова. Действительно, мягкий намек командира не лезть не в свое дело и положиться на действия профессионалов там, где сам Сотников не силен, оказался очень полезным и своевременным. Так бы он обязательно, пусть и из самых лучших побуждений, начал суетно вмешиваться в размещение бронетехники и артиллерии и непременно наломал бы дров. Сейчас, наблюдая итоговую расстановку огневых средств на своих местах, он это видел отчетливо. Зато теперь, когда все приготовления практически закончены, боевая позиция на загляденье получилась, любо-дорого посмотреть, – тут не только тривиальную засаду организовать, тут несколько серьезных сражений с превосходящими силами противника выдержать можно, как, кстати, вчера и планировалось.
Начать с места – за него, кстати, командир вчера похвалил особо. Примерно посередине участка между Суховолей и лагерем военнопленных грунтовая дорога выходит из густого сосновника к небольшой, но довольно глубокой речушке с топкими берегами, делает резкий зигзаг и идет вдоль берега метров шестьсот, до наезженного брода. Переходит на другой берег и далее идет по обширному, местами слегка заболоченному лугу с разбросанными по нему тут и там группами деревьев и кустарников, а потом снова ныряет в густой, смешанный лесной массив, тянущийся уже до самого лагеря. Для засады – идеально. Оно, конечно, Сотников знал правило о том, что засаду желательно устраивать в месте, где противник ее не ожидает, а здесь она прямо-таки напрашивалась, но командир его успокоил: дескать, в данном случае немцам с этой лесной дороги деться некуда будет, да и времени у них на разведку маршрута особо не будет, тут главное никого не упустить.
Вот на этом лесисто-луговом плацдарме с глубокого вечера вчерашнего дня, разослав по округе своих кавалеристов в качестве дозоров, Сотников, осуществляя общее руководство засадой, предоставил Гаврилову и Давыдову возможность проявить свои профессиональные качества в области расстановки и маскировки вверенных огневых средств. А сам, следуя полученным от командира инструкциям, организовал размещение в сосновнике, выходящем к реке, специально отобранных по критериям ловкости и точности метателей гранат, причем «в двух уровнях» (на земле и на деревьях, на специально для этого сделанных помостах), а также пулеметных точек и расчетов бронебойщиков с трофейными немецкими противотанковыми ружьями. Правда, лейтенант Иванов, передавая Сотникову расчеты бронебойщиков, сразу сказал, что они, скорее всего, будут излишни, огневой мощи хватит и без них, но ничего – много не мало, да и пусть пока «потренируются на кошках».
Потом броневые силы. Их старший сержант Гаврилов, на взгляд Сотникова, расположил весьма… нетрадиционно, совсем не так, как учили в кавалерии использовать приданную бронетехнику перед войной. Казалось бы, дорога выходит из леса и, повернув почти под прямым углом, идет вдоль реки, а на противоположной стороне реки широкий луг. Сама по себе напрашивается лихая атака во фланг вывернувшей вражеской техники, вывод ее из строя сосредоточенным огнем 45-миллиметровых орудий броневиков и крупнокалиберных башенных пулеметов двух танков Т-40, выделенных Гаврилову командиром «во временное пользование», как он сказал. Но нет – никакого тебе сосредоточенного расположения, предназначенного для стремительного атакующего рывка, никакого мощного огневого удара. Мало того что вся бронетехника разместилась в хорошо замаскированных окопах с мощной древоземляной обваловкой, так что наружу торчат только концы стволов башенных орудий и башенных же пулеметов, так она еще оказалась распределена по лугу и даже частично по лесу, имея свои секторы стрельбы и четко оговоренные условия как открытия, так и прекращения огня. Вчера лейтенант Иванов, тщательно и подробно оговаривая эти условия, объяснил необходимость таких сложностей тем, что засада планируется не обычная – в стиле постреляли-убежали, а основательная и долговременная, чтобы как минимум до конца дня никто сквозь нее к лагерю пленных и далее вслед за ними прорваться не смог, да еще и с прицелом на захват по возможности вражеской бронетехники в относительно целом состоянии, пригодном хотя бы для буксировки.
Артиллерия, под персональным руководством капитана Давыдова, тоже размещена хитро, в два эшелона, причем не в чистом поле, а в окопах с хорошей маскировкой, в том числе с использованием растущего тут и там на лугу подлеска и кустарника. И тоже имеет свои, внятно оговоренные лейтенантом Ивановым, условия вступления в бой. Туда, кстати, Сотников даже и не пытался лезть, справедливо рассудив, что командиру видней, а он в этом пока совсем ничего не понимает. Но себе в памяти сделал мысленную зарубку внимательно понаблюдать работу артиллерии и уточнить потом неясные моменты… для общего развития.
В результате, после интенсивной ночной суеты, наполненной пилкой деревьев и масштабными земляными работами, практически все уже было готово к тому, чтобы на отлично подготовленной позиции несколько раз хорошенько «засадить» самонадеянным фашистским воякам, которые кинутся на выручку своим избиваемым и убиваемым возле лагеря советских военнопленных сотоварищам. Остались заключительные мероприятия, типа кое-где чуть подправить маскировку да поудобнее обмять боевую позицию, а потом – только ждать. Впрочем, ожидание лично для Сотникова было отнюдь не тягостным – наоборот, он сейчас радовался каждой минуте затишья, снова и снова проглядывая свои вчерашние наброски описанных командиром различных вариантов действий немцев и соответствующие им варианты действий засады, осмысливая последовательность своих команд. Тем же самым занимались и Гаврилов с Давыдовым, повторяя каждый свои инструкции…
Старшему сержанту Гаврилову было, пожалуй, проще всего. Он и лейтенанта Иванова дольше всех знал, и повоевать с ним успел. Через тот бой даже в командовании и звании вверх прыгнул, автоброневой взвод принял. Да и потом лейтенант Иванов постоянно вопросики разные подкидывал, тактические ситуации использования брони – причем не только его пушечных броневиков, но и самой разной брони, в том числе трофейной. Подбрасывал, с их осмыслением и решением помогал. Так что за эти пару дней Гаврилов многое понял и осознал совсем по-другому, чем их учили перед войной. И многое из того, что говорил командир и что противоречило, шло вразрез со всем, чему его и остальных специалистов автобронесил учили перед войной, теперь было уже и понятным, и логичным. Броню всю и всегда маскировать, при малейшей возможности окапывать, а если возможности окапывать нет, делать обваловки из мешков с землей, усиливая их подручными средствами? Это теперь и понятно, и логично – чай, не наступаем, а в обороне и дополнительная защита, и маскировка никогда лишними не будут. Связью активно пользоваться? Тоже понятно теперь, когда командир разъяснил и наглядно показал, как это важно и полезно в современной маневренной, быстротечной войне. Использовать каждую единицу бронетехники в соответствии с ее особенностями? И это теперь понятно: легкими танками да броневиками с их тонкой броней не след в лобовые атаки ходить, под немецкие противотанковые средства понапрасну подставляться. Словом, никаких сомнений или неуверенности перед предстоящим боем старший сержант Гаврилов не испытывал, только легкий нервный мандраж и нетерпение – скорей бы все началось…
Капитану Давыдову было значительно сложнее, поскольку к нетерпеливому ожиданию боя примешивалось еще и сильное волнение. Он ведь, хоть и приняли вчера его с его бойцами неплохо, да и лейтенант Иванов уже похвалил пару раз, в этом отряде пока все еще был не своим, «пришлым»: появился совсем недавно, себя пока никак не проявил, в бою вместе с ними не был. Отсюда и волнение – как оно все сложится в новом отряде? Нет, не то чтобы он волновался за слабую подготовку и низкое мастерство своих артиллеристов или свою. Сам он – именно кадровый артиллерист, после окончания Ленинградского артиллерийского училища и послужить, и повоевать именно в артиллерии успел, Халхин-Гол в полковой артиллерии застал, потом, в Зимней войне, уже командиром расчета тяжелой гаубицы укрепления линии Маннергейма прогрызал. И здесь, в Белоруссии, приняв батарею в отдельном артдивизионе 45-миллиметровых пушек, ни себе, ни своим подчиненным спуску не давал, каждую свободную минуту боевой учебе отводил. Но на войне случайности неизбежны, вот и не хотелось бы, чтобы глупая случайность испортила его первый бой в новом отряде. Да и засада эта… необычная, прямо скажем, засада, и по задачам – несколько боев выдержать, да еще и вражескую технику отбить, по возможности, целой, – и по составу сил и средств. Это, кстати, еще один повод для волнения – командирские таланты и знания своего нового командира он пока мог оценить только со слов других, пусть эти другие и хвалили его на все лады. А как оно на самом деле обстоит, только сегодняшний бой покажет. Хотя, судя по обширным и понятным объяснениям лейтенанта Иванова, вроде все хорошо сложиться должно…
Еще раз бегло просмотрев записи с задачами артиллерии в этой засаде и убедившись, что у него и у его артиллеристов все готово в лучшем виде, Давыдов записи отложил, а потом, чтобы отвлечься от тягостного ожидания, снова вернулся к воспоминаниям о вчерашнем дне и своей первой встрече с лейтенантом Ивановым. Тогда, чуть менее суток назад, все было сложно и категорически печально, как, впрочем, нерадостно было с самого первого дня войны, когда под стремительными ударами немецких войск, обильно подкрепленными мощной артиллерийской и бомбово-штурмовой поддержкой, оборона приграничных рубежей Западного фронта рассыпалась как карточный домик от дуновения ветра. Потому что практически сразу, ранним утром 22 июня, выяснилось – единого командования и управления войсками нет, связи, даже с соседями, тоже практически нет, обстановка непонятна и меняется очень быстро, причем в худшую сторону, что в этих условиях делать, никто не знает. А все попытки старшего командования следовать предвоенным планам и пытаться проводить «мощные контратаки с последующим переходом государственной границы и развитием наступления на вражеской территории» приводят только к бесполезной потере сил и средств и, в конечном счете, к ухудшению обстановки в целом.