Нельзя сказать, что имя этого деятеля сегодня в Украине неизвестно. Его чтут, о нем говорят, пишут статьи и книги, переиздают его сочинения. Но в число главнейших кумиров современного украинства он не включен. Подлинное значение этого человека остается сокрытым в наше время. Как сокрыто оно было и для его современников. Играя главную роль в украинском движении, он умел находиться в тени. Звали его Владимир Бонифатьевич Антонович.

Правда, отчество «Бонифатьевич» принадлежало ему только номинально. Бонифатий Антонович покрыл своим именем грех жены. Настоящим отцом будущего украинского деятеля являлся выходец из Венгрии Янош Джидай, с которым втайне от мужа сошлась польская шляхтянка. Таким образом, согласно тогдашним нравственным законам, родившийся 30 января 1834 года ребенок был незаконнорожденным. Что, конечно, нельзя ставить ему в вину. Тем более, что рос мальчик весьма способным. По окончании гимназии поступил на медицинский факультет Киевского университета. Закончил его. Стал врачом, но вскоре осознал, что медицина – не его призвание. В 1856 году вступил на другой факультет того же университета. На сей раз на историко-филологический.

В стороне от общественной деятельности он тоже не стоял. В семье Владимир воспитывался как патриот Польши. Естественно, что в период учебы в университете он примкнул к польской студенческой гмине (общине).

Поляки тогда были заняты подготовкой восстания с целью восстановления независимого государства. В состав возрожденной Речи Посполитой они собирались включить Правобережную Малороссию и Белоруссию.

Успех вооруженного выступления был невозможен без поддержки населения. И польские студенты Киевского университета (Антонович в том числе), переодевшись в крестьянскую одежду, странствовали по малорусским селам, занимаясь политической пропагандой.

Общаясь с простолюдинами, наблюдательный молодой человек очень быстро сообразил, что надеяться на всенародную поддержку планируемого восстания не имеет смысла. Русская власть воспринималась малорусами как своя. Русский царь был для них своим царем. На поляков же смотрели как на врагов.

Наблюдениями Антонович поделился с товарищами и высказал мнение, что польскому движению нужно изменить тактику. Прежде чем браться за оружие, считал он, следует внести раскол в русскую нацию, вбить клин между малорусами и великорусами.

Сложно сказать, сам ли Владимир додумался до этого или кто-то ему подсказал. Позднее в мемуарах он как-то глухо упомянул об иезуитах. Возможно, без них тут не обошлось.

Но как бы то ни было, предложение Антоновича оказалось отвергнутым. Откладывать восстание польские шляхтичи не желали. Горячие головы рвались в бой, а Владимира сочли трусом.

Однако он проявил упорство, настаивая на своей правоте. И, в конце концов, вместе с небольшой группой единомышленников объявил о выходе из гмины. Группа Антоновича создала свой кружок, положив начало новому движению – украинофильскому. Первоочередную свою задачу украинофилы видели в том, чтобы убедить малорусов в необходимости отмежеваться от великорусов, зажить отдельной национальной жизнью, а затем и жизнью политической.

Кружок начал с того, что основал подпольную школу, для учебы в которой привлек полтора десятка крестьянских мальчиков. Детям пытались изменить национальное сознание. Внушали им, что малорусы (наименование «украинцы» пустили в ход позже) – самостоятельная нация, а не часть нации русской.

Будущее подтвердило разумность выбранной тактики. Стремившиеся к открытому выступлению поляки в 1863 году подняли восстание и в короткий срок были разгромлены. Причем в истреблении повстанцев малорусские крестьяне приняли не меньшее участие, чем регулярные подразделения русской армии. Кто-то из восставших погиб, кого-то взяли в плен и отправили на каторгу, кто-то бежал за границу. А Антонович с единомышленниками продолжали свою деятельность.

Украинофильское движение постепенно разрасталось. Поначалу в нем участвовали почти исключительно поляки. Однако с течением времени группе удалось вовлечь в свой состав немалое количество малорусов.

Власти же ничего не замечали. Владимир Бонифатьевич пользовался хорошей репутацией. Он официально отрекся от католичества. Перешел в православие. После завершения образования, учительствовал. Потом стал делать научную карьеру. Устроился преподавать все в тот же Киевский университет. Занимался наукой. Стал профессором. Одно время даже выбирался деканом факультета. Периодически получал чины и ордена.

И был максимально осторожен. В университетских лекциях и открыто публикуемых научных трудах не допускал ничего крамольного. Между тем, для специально отобранной молодежи тайно читал другие лекции. Под псевдонимом печатал за границей (в австрийской Галиции) иные труды. Если требовалось вбросить в публику какую-либо сомнительную с точки зрения закона идею, действовал через посредников.

«Антонович – человек не малороссийской, а польской породы, выдержанной, глубоко скрытной, до высшей степени самообладающий, – записывал в дневник Александр Кистяковский, также украинофил и дальний родственник Владимира Бонифатьевича (они были женаты на родных сестрах). – Это человек под в высшей степени скромной наружностью скрывающий властолюбивый дух. Он получил образование среди польского общества, и потому ловкость его изумительна. Несомненно, он был и есть душа киевских украинофилов, но он умеет стоять на втором плане».

Подобная осмотрительность, помимо прочего, способствовала сохранению за Антоновичем положения вождя движения. Другие претенденты на лидерство, не менее способные, но менее осторожные (например, Михаил Драгоманов), подвергались гонениям, оказывались в эмиграции или в ссылке, а он – нет.

Когда весной 1876 года по Киеву распространился слух о грядущих репрессиях против украинофилов, Владимир Бонифатьевич лично явился к начальнику губернского жандармского управления генералу Александру Павлову, чтобы узнать, не подозревают ли его в чем-либо. Генерал успокоил профессора – власти, безусловно, доверяли ему. Репрессии (знаменитый «Эмский указ»), действительно, грянули, но Антоновича обошли стороной.

Только однажды, в 1880 году над ним вроде бы сгустились тучи. До профессора дошли сведения, что киевский генерал-губернатор Михаил Чертков засомневался в его благонадежности. На всякий случай Владимир Бонифатьевич выхлопотал себе долгосрочную командировку в Париж, якобы для научной деятельности.

Через много лет после смерти Антоновича обнаружилось, что в столице Франции он занимался не только наукой. Командировочный заседал в масонской ложе. Как известно, посторонних туда не допускали и можно предположить, что смиренный профессор состоял в масонах задолго до поездки. А пока он заседал, Черткова обвинили в каких-то злоупотреблениях по службе и сместили с должности. Вернувшийся в Киев Владимир Бонифатьевич мог не волноваться.