– Больше никаких подсказок по взаимодействию.

Он поднимает одну бровь.

– Обнаружено взаимное влечение, – говорю я роботизированным компьютерным голосом. – Вы собираетесь предпринять что-либо реальное, Мэддокс? Или спрячетесь, как испуганный маленький кролик, за своей аватаркой?

Он стонет, но не отпускает меня. Притягивает меня ближе, смотрит на мои губы, его дыхание щекочет мне щеку. Но все еще не подходит ближе, а снова отстраняется с непроницаемым выражением лица. Это не похоже на отказ – скорее на тоску с оттенком сожаления. Он вздыхает и прижимается лбом к моему лбу.

– Я не могу – говорит он напряженным голосом. – Все очень сложно.

Все повторяют одно и то же. Риз. Теперь Мэддокс. Клянусь, если еще один человек скажет мне, что все очень сложно, я закричу. Я пихаю его в грудь, но он хватает меня за руку и прижимает ее к своей груди. Я чувствую, как его сердце колотится под моей ладонью.

Он смотрит куда-то за мое плечо, на двойные двери актового зала.

– Я объясню, – тихо говорит он мне. – По-настоящему. Я обещаю. Но не здесь. Позже. Где-нибудь в укромном месте.

Что-то в его лице подсказывает мне, что он говорит серьезно. Он не притворяется. Что-то его пугает.

– Где? В моей комнате?

Он качает головой:

– Нет. Только не в общежитии. Это слишком близко.

Слишком близко к чему? Неужели он так боится Элеоноры? Но почему?

– Ладно, тогда где?

Его кадык ходит вверх и вниз.

– Я пришлю тебе InstaКвест. Позже. Сегодня вечером. После отбоя.

– Я не могу нарушать комендантский час!

– Я позабочусь о камерах.

Он говорит так тихо, что его едва слышно. Мы стоим настолько близко друг к другу, что его губы касаются моего уха. От этого меня бросает в дрожь.

– Жди в своей комнате после ужина и не спускай глаз со смартвизора.