Царь на русов спешил и в своих переходахНи на суше покоя не знал, ни на водах.Не смыкал он очей – и, огнем обуян,Пересек он широкие степи славян.Там кыпчакских племен увидал он немало,Там лицо милых жен серебром заблистало.Были пламенны жены и были нежны,Были солнцем они и подобьем луны.Узкоглазые куколки сладостным ликомИ для ангелов были б соблазном великим.Что мужья им и братья! Вся прелесть их лицБез покрова – доступность открытых страниц.И безбрачное войско душой изнывало,Видя нежных, не знавших, что есть покрывало.И вскипел в юных душах мучительный жар,И объял всех бойцов нетерпенья пожар.О войне с русами:
Мир стал пышным павлином от румских знамен,К стану русов был царский шатер обращен.Стало ведомо русам, воинственным, смелым,Что пришел румский царь к их обширным пределам…Это – царь Искендер, и свиреп он, и смел!В сердце мира стрелой он ударить сумел…И, когда предводитель всех русов – КинталПред веленьями звезд неизбежными встал,Он семи племенам быть в указанном местеПриказал и убрал их, подобно невесте.И хазранов, буртасов, аланов притек,Словно бурное море, безмерный поток.От владений Ису до кыпчакских владенийСтепь оделась в кольчуги, в сверканья их звений.В бесконечность, казалось, все войско течет,И нельзя разузнать его точный подсчет.«Девятьсот видим тысяч, – промолвил в докладеСчетчик войска, – в одном только русском отряде»…И когда черный мрак отошел от очей,С двух сторон засверкали два взгорья мечей.Это шли не войска – два раскинулись моря.Войско каждое шло, мощью с недругом споря.Шли на бой – страшный бой тех далеких времен.И клубились над ними шелка их знамен…Краснолицые русы сверкали. ОниТак сверкали, как магов сверкают огни.Хазранийцы – направо, буртасов же слеваЯсно слышались возгласы, полные гнева.Были с крыльев исуйцы; предвестьем бедыЗамыкали все войско аланов ряды.Посреди встали русы. Сурова их дума:Им, как видно, не любо владычество Рума!С двух враждебных сторон копий вскинулся лес,Будто остов земли поднялся до небес…Долго в схватке никто стать счастливым не мог,Долго счастье ничье сбито не было с ног…Кто бесстрашен, коль с ним ратоборствует рус? —вопрошает Низами, оправдывая то, что Александр Великий дрогнул.
Схвачен страхом —ведь рок стал к войскам его строгим,И румийцам полечь суждено будет многим, —Молвил мудрому тот, кто был горд и велик:«От меня мое счастье отводит свой лик.Лишь невзгоды пошлет мне рука небосвода.Для чего я тяжелого жаждал похода!Если беды на мир свой направят набег,Даже баловни мира отпрянут от нег.Мой окончен поход! Начат был он задаром!Ведь в году только раз лев становится ярым.Мне походы невмочь! Мне постыли они!И в походе на Рус мои кончатся дни!».После этих строк как-то неубедительно выглядит «поэтическая победа» Александра:
Искендер новой славой увенчанным стал,Испытал пораженье могучий Кинтал.И когда от вина цвета розы вспотелиРозы царских ланит и в росе заблестели,Шаха русов позвал вождь всех воинских силИ на месте почетном его усадил.Вдел он в ухо Кинтала серьгу. «Миновала, —Он сказал, – наша распря; ценю я Кинтала».Пленных всех он избавить велел от оковИ, призвав, одарил; был всегда он таковВ одиночку ли тешиться счастьем и миром![41, с. 362–422]На севере к Александру за помощью обратились местные племена:
«Милосердный и щедрый, будь милостив к нам —К просветленным своим и покорным сынам.За грядой этих гор, за грядою высокойСтрашный край растянулся равниной широкой.Там народ по названью Яджудж. Словно мы,Он породы людской, но исчадием тьмыТы сочтешь его сам. Словно волки когтистыЭти дивы; свирепы они и плечисты.Их тела в волосах от макушки до пятВсе лицо в волосах. Эти джинны вопятИ рычат, рвут зубами и режут клыками.Их косматые лапы не схожи с руками.На врагов они толпами яростно мчат.Их алмазные когти пронзают булат.Только спят да едят сонмы всех этих злобных.Каждый тысячу там порождает подобных…Царь, яджуджи на нас нападают порой.Грабит наши жилища их яростный рой.Угоняет овец пышнорунного стада,Всю сжирают еду. Нет с клыкастыми слада!Хоть бегут от волков без оглядки стада,Их пугает сильней эта песья орда.Чтоб избегнуть их гнета, их лютой расправы,Убиенья, угона в их дикие травы,Словно птицы, от зверя взлетевшие ввысь,На гранит этих гор мы от них взобрались.Нету сил у безмозглого злого народаВвысь взобраться. Но вот твоего мы приходаДождались. Отврати от покорных напасть!Дай, о царь, пред тобой с благодарностью пасть!»И, проведав, что лапы любого яджуджаОпрокинут слонов многомощного Уджа,Царь воздвиг свой железный, невиданный вал,Чтоб до Судного дня он в веках пребывал…[41, с. 661–663].Впрочем, о строительстве железной стены против яджуджей и маджуджей лучше написал Фирдоуси:
На гору взглянуть повелитель пришел,Владеющих знаньем с собою привел.Доставить велит венценосный мудрецТяжелые молоты, медь и свинец,И гяджа, и леса, и камня – всего,Что нужно для замыслов смелых его.И вот в изобилии все припасли,И промыслы в должную ясность пришли.Клич брошен повсюду, и с разных сторонВсе те, кто в работах таких искушен:Кузнец, камнетес, что сноровкой богат, —На помощь деянью благому спешат.Собравшись, умельцы за дело взялись,И вскоре две мощных стены поднялись.Сравнялись с горою они вышинойИ в добрых сто рашей они толщиной.Слой в локоть железа, слой угля над ним,Заложена медь меж одним и другим,И сера слоями под каждым лежит —Ум царский нередко находкой дивит!Вот так слой за слоем росли две стены,И вскоре горе они стали равны…Нефть с маслом смешать поспешили затемИ стены той смесью облили затем.И нового угля меж тем подвезли,На стены насыпали и подожгли.Немедля владыка зовет кузнецов,Огонь раздувают в сто тысяч мехов;Их шум устрашающий слышен в горахИ пламенем звезды повергнуты в страх.Немалое время работают в лад,И стены все жарче и жарче горят.За медью железа расплавился слой,Смешались и сплавились между собой.От страшных Яджуджей-Маджуджей странаОтныне на веки веков спасена.Весь край Искандеровой славной стенойБыл так огражден от напасти лихой…[66, с. 69–70]Согласно Восточной традиции, Александр в конце маршрута вышел в море и посетил Гиперборею. В «Романе об Александре Македонском» по русской рукописи XV века, называемом «Сербской Александрией», об этом говорится совершенно однозначно: «И покидая их, спросил: „Что впереди находится?“. Они ответили: „Ничего иного, кроме Макарийских островов в океан-море, где люди блаженные живут, которые называются нагомудрецами, так как совлекли с себя все страсти“» [3, с. 108]. «И дошли до Океана-реки, и увидели острова блаженных, которые отстояли от берега на двадцать поприщ…
Когда Александр пошел вглубь острова, один из блаженных встретил его и сказал: „…Иди в глубину острова, и приведу тебя к старейшине нашему, Иванту, он и расскажет тебе все о жизни твоей и о смерти твоей, и обо всех других поведает тебе правду“ …И сказал ему Александр: „Радуйся, Ивант, учитель рахманский… Расскажи мне, что находится впереди“. Рассказал ему Ивант: „Море это, в котором находятся многочисленные острова наши, называется Океан, и всю землю он омывает, и все реки впадают в него. По ту сторону его гора, которую ты видишь, плодами различными украшена, она у вас Эдемом зовется, тут господь бог Саваоф, землю сотворив, рай создал, на востоке, в Эдеме, и тут поселил Адама, праотца нашего“» [3, с. 109, 111].
Для древних греков и римлян острова Блаженных служили синонимом Гипербореи, в которой в сферическом храме хранились величайшие знания, накопленные с глубочайшей древности. Историк и географ I в. до н. э. Диодор Сицилийский писал, что некоторые греки посещали этот таинственный храм и оставляли в нем богатые дары с эллинскими надписями. Жрецы в этом храме все свое время посвящали занятиям литературой, естествознанием и философией. Один из героев Плутарха сообщил, что приобрел там «столь большие познания в астрономии, до каких только может дойти человек, изучавший астрономию».
Античные источники
На какие же источники опирается историческая наука? Известно, что многие ветераны Восточного похода оформили свои воспоминания в виде мемуаров. Прежде всего, необходимо упомянуть племянника Аристотеля Каллисфена, принимавшего участие в походе в качестве придворного историографа. Свои сообщения, основывавшиеся на военных отчетах штаба, он посылал в Грецию небольшими частями по мере их написания; там они сразу же выходили в виде отдельных книг. Каллисфен успел описать поход лишь до боев на Яксарте, позже был осужден как заговорщик и скончался в застенке.
Записки о виденном и слышанном оставили, прежде всего, царский телохранитель и полководец Птолемей, сын Лага, будущий царь Египта, флотоводец Неарх, архитектор Аристобул из Кассандрии, царский кормчий Онесикрит и распорядитель двора Харет из Митилены. Кроме них Плутарх упоминает такие имена авторов мемуаров: Аристоксен, Поликтит, Антиген, Истр, Антиклид, Филон Фиванский, Филипп из Теангелы, Гекатей Эретрийский, Филипп Халкидский и Дурид Самосский. В распоряжении некоторых из этих авторов имелись дневники похода (эфемериды) и многочисленные письма самого Александра и участников похода.
К сожалению, ни одна из работ перечисленных авторов не сохранилась до нашего времени. Они известны потомкам в пересказах более поздних историков. Сохранились пять основных античных исторических произведений об Александре. Наиболее раннее (I в. до н. э.) принадлежит Диодору Сицилийскому, это «Историческая библиотека» в 40 книгах. XVII книга целиком посвящена походу Александра [23]. Известный английский исследователь В. Тарн высказал предположение, что Диодор кроме Аристобула, Неарха и Онесикрита опирался на какое-то анонимное сочинение грека, служившего наемником в персидском войске.
На рубеже нашей эры, во времена Августа, Помпей Трог также составил обширное сочинение по всеобщей истории в 44 книгах. Оно сохранилось в кратком изложении, принадлежащем писателю II или III в. Марку Юниану Юстину. В XI и XII книгах содержится история Александра [75].
Особым доверием современных историков пользуется Флавий Арриан, живший во II в. Считается, что Арриан следовал древним образцам классической греческой историографии, подражая при этом знаменитому «Анабасису» Ксенофонта, опирался на Птолемея и Аристобула и стремился дать объективное и выверенное изложение фактов [8].
Плутарх писал во II в., но не исторический труд, а биографию Александра. Он подчеркивал, что «ничтожный поступок, слово или шутка лучше обнаруживают характер человека, чем битвы, в которых гибнут десятки тысяч, руководство огромными армиями».
На латинском языке единственное сохранившееся литературное произведение принадлежит Квинту Курцию Руфу (I в.) [30, 31, 32]. Оно соединяет в себе особенности как исторического, так и биографического жанра. В качестве источников Курций Руф упоминает Птолемея, Клитарха и Тимегена (Тимеген – александрийский грек времен Августа).
«Суммируя все сказанное, надо признать, что, несмотря на отрывочность находящихся в нашем распоряжении источников, до нас все же дошло достаточно сведений об Александре. Благодаря тем произведениям, которые дошли до нас, мы имеем возможность проследить поход Александра во всех подробностях» [70, с. 99]. При этом Шахермайр признается: «нашим основным источником, относящимся ко времени императоров, является „Анабасис“ Арриана».
Еще при жизни соратников Александра Птолемея и Аристобула, одновременно с написанием ими своих мемуаров, в Александрии появился труд Клитарха «Об Александре» в 12 книгах. Отец Клитарха Динон был сочинителем персидской истории, что служит объяснением взгляду Клитарха на события как бы с персидской стороны, поскольку он нередко путает правый и левый фланги. Судя по отзывам древних писателей, книга Клитарха была более похожа на роман, чем на строгое историческое повествование. Считается, что в ней было много фантастического. Слабым местом работы Клитарха является то, что он не был непосредственным участником похода. Но достоинство его книги состоит в том, что она суммировала устные рассказы ветеранов. Десятки тысяч участников похода принесли в Александрию, Грецию и Македонию знания о восточных странах, в которых они побывали. Их рассказы несли мало информации о диспозиции войск, но подробно характеризовали климат, орографию, особенности жилищ и быта восточных народов. Именно в рассказах ветеранов ярко характеризовались лютые морозы и глубокие снега на Инде, отсутствие дневного света в «Стране Мрака» и бесконечные трудности войны с народом, который греки называли спорами или порами. Именно устные рассказы лежат в основе поэтической традиции, противостоящей позиции историков.
Критика Арриана
Историки поделили античных авторов на серьезных и несерьезных. Самый серьезный для них Арриан, ему вполне можно доверять. Самый несерьезный для историков – Квинт Курций Руф – якобы привирает напропалую.