Тон его голоса намекал на какую-то только им двоим понятную шутку.

Неужели Натаниэль насмехался над ним? Она изучала лицо слуги, пытаясь найти в нем хоть намек на недовольство, однако ничего такого не обнаружила. Вместо этого увидела слабую улыбку. В то время как улыбка Натаниэля была ухмылкой злодея, улыбка слуги делала его похожим на святого. Элизабет поймала себя на мысли, что только сейчас заметила, как он хорош собой – почти неземной красоты, будто статуя, вылепленная искусным мастером. Она никогда не видела никого столь же прекрасного и никогда не думала, что такое возможно. Дыхание перехватывало от одного взгляда на него.

Почувствовав на себе ее внимание, слуга посмотрел вверх, и их взгляды встретились. Элизабет вскрикнула.

У него желтые глаза. Он не человек. Он…

Ее неожиданное открытие растаяло в воздухе, словно пламя погашенной свечи.

«Да, он и впрямь совсем непримечательный человек», – подумала она, наблюдая, как слуга подходит к ней.

– Могу я помочь вам подняться в экипаж, мисс? – спросил кучер.

Она кивнула и схватилась за его руку в перчатке. Девушка доверяла ему, хотя сама не знала, почему. Странное дело, Элизабет могла поклясться, что в нем было что-то…

– Натаниэль жесток к вам? – спросила она вполголоса. Послушница и представить не могла, каково это – быть слугой чародея, вынужденным наблюдать всяческое злонравие день за днем.

– Нет, мисс. Никогда. Видите ли, я необходим ему. – Помогая ей забраться в карету, он еще больше понизил голос. – Без сомнений, вы слышали о том, что чародеи продают душу дьяволу в обмен на свою силу.

Элизабет нахмурилась, однако Натаниэль заговорил прежде, чем она смогла уложить в голове слова его слуги.

– Устраивайтесь поудобнее, мисс Скривнер. Нас ждет долгий путь. Чем быстрее мы отправимся, тем быстрее я смогу вернуться к растерзанию вдов и доведению до полусмерти стариков своей гнусной темной магией.

Она нырнула внутрь, избегая дальнейших убеждений. Внутреннее убранство кареты было таким же богатым, как и внешнее – все отделано темно-зеленым вельветом и отполированной древесиной. Элизабет никогда прежде не ездила в таком экипаже.

Девушка вжалась в угол, поджав ноги, чтобы занять как можно меньше места, и ждала Натаниэля. Сядет рядом или напротив? Возможно, он планировал повеселиться, наигравшись с ней, прежде чем убить. Она напряглась, когда карета просела под чьим-то весом. Однако дверца закрылась, оставив ее внутри в полном одиночестве.

Раздался стук копыт, и экипаж пришел в движение. Чтобы отвлечься от тошнотворного бурления в желудке, она отодвинула занавески. Заклинание Натаниэля постепенно сходило на нет. Элизабет наблюдала за тем, как ангелы спрятали мечи в ножны и вернулись в прежние позы, закрывая глаза, словно собирались уснуть. Горгульи, зевнув и моргнув, спрятали свои морды под хвосты. Лица застывали, перья складывались. Человек в капюшоне отвернулся и сложил руки в безмолвной молитве. Она выдохнула, когда последняя статуя застыла, превратив внутренний двор в обитель безжизненного камня, словно ее обитатели никогда не двигались, не говорили и не открывали своих мраморных глаз.

Двор вскоре скрылся из виду, и ворота затворились за ними. По мере того, как они проезжали через сад и набирали скорость, Элизабет стала слышать за стеной кареты приглушенный разговор. Она осмотрела окно и отодвинула одну из защелок, надеясь подслушать что-то важное. Голос Натаниэля донесся до нее вместе со струей свежего воздуха.

– Я хочу, чтобы ты перестал призывать демонов на людях, – говорил он.

Мягкий голос слуги, еле слышный за цокотом копыт, отвечал ему:

– Я не могу сопротивляться этому, господин. Это заложено в моей природе.

– Значит, твоя природа злит меня.