Надо будет потом еще здесь побегать. Прокачать бег до пятерки. Но это потом. Закончив третий круг, подбегаю к Буррину. Тот уже не делает вид, что я ему не интересен и даже, при моем приближении, изображает хлопки в ладони.
— Хорошо бегаешь, молодец — удостаиваюсь я его похвалы. — Ладно, пошли тренироваться.
Хм, неожиданно и, тем более приятно.
Буррин велит двоим другим своим ученикам — НПСу и игроку тренироваться без него, а меня ведет к соломенной макиваре поблизости. Пока идем, я смотрю на запас Энергии еще много осталось. Наставник показывает первый прием — как пробивать джеб, объясняя при этом всю технику — перенос веса и т. д. Такова игровая механика. Я могу прекрасно уметь драться в реале, но здесь я это должен освоить как навык, иначе мои удары не будут наносить моим противникам урона. Я повторяю за ним, несколько раз наношу удар кулаком в воздух, сначала с левой, потом с правой.
Буррин придирчиво смотрит, как я это делаю, потом удовлетворенно кивает.
— Хорошо, быстро освоил. Теперь удар ногой.
На мой вкус, то, что Буррин изобразил, скорее, напоминало удар ногой по футбольному мячу, чем кик из какого-то боевого искусства. Тем не менее, повторяю за ним. Представил летящий мяч и пинаю по нему. Потом, то же самое, другой ногой.
Что? Это они называют воинским умением?
Буррин же моими успехами доволен и подводит меня к макиваре — кукле в человеческий рост, сплетенной из соломы. Просит повторить удары, но уже по макиваре. Бью несколько раз с разных рук кулаками в грудь кукле, затем прямые удары ногами ей в живот. Удар, все-таки, наношу правильно, пяткой, а не пинаюсь как безумный футболист.
Ну да, поначалу достаточно быстро будут расти и атака, и защита. Это уже потом придется стараться, чтобы поднять хотя бы единицу.
Буррин доволен, одобрительно похлопывает меня по плечу.
— Молодец, Чак! Из тебя получится хороший воин. Отрабатывай удары, — и собирается свалить.
— Постойте, наставник Буррин, — останавливаю я его. — Мне нужен совет опытного воина, такого как Вы, прошедшего многие тяжелые битвы, сразившего множество грозных врагов и в совершенстве владеющего воинскими искусствами.
Буррин, натурально, смущается, бормочет что-то вроде: «Ну, не так уж много их и было…», но моя лесть на него действует, и он остается.
— Спрашивай, ученик! — преодолев смущение, он старается выпятить грудь и гордо поднять голову, изображая того грозного воина, которого я описал.