От этой последней мысли, этого нечаянного сравнения, великого магистра обожгло. Совсем недавно он слышал вопли янычар и башибузуков: «О, Аллах, мы твои верные псы! О, султан, мы твои верные псы войны! Мы умрем во имя Аллаха, во имя султана!»

«Так ли уж сильно отличается благородная сторожевая собака от вечно голодных, бродячих злющих псов, жаждущих одного — отобрать, загрызть, сожрать!? По ситуации», — заключил гроссмейстер.

«И нашел ли я блаженство? То, о котором говорил Христос. Да, были радости от побед, от познания, от упоения в бою. Но ведь есть другое блаженство, простое, человеческое — любовь, материнство, отцовство. Даже в браке может быть блаженство, как и есть высокий смысл. Ты, рыцарь, этого лишен, ты — человек Долга!»

Ля Валетт вспомнил несколько противоречащих одна другой фраз из Библии о женщине и браке. Больше ему сейчас понравилась цитата: «Жена в утешение дана», в которую он добавил с улыбкой слово «воину». Потом ухмыльнулся и сказал иронично вслух: «Хотя, вряд ли…»

Постепенно мысли великого магистра становились все тяжелее и беспокойней: «Оливер! Мужественный, хладнокровный рыцарь! И остроумный, и как много знает. И лично добровольно полезет в логово врага, коварного врага! Все ли они предусмотрели в плане с добычей Укладки?». Ля Валетт вдруг сообразил, что неплохо было бы оставить в условленном месте доспехи рыцаря, чтобы собаки не поранили сэра Старки. А туркам он может объяснить, что сам спрятал их специально, чтобы иоанниты приняли его за своего. Нужно предложить Старки.

И план сработал! 18 июля эта авантюрная затея дала стопроцентный результат! Без сбоев, по плану, как «по маслу». Уединившись в резиденции магистра, они поочередно бережно брали в руки и рассматривали золотую шкатулку, весьма тяжелую. На одной поверхности — двенадцать закругленных углублений, будто для укладки перепелиных яиц. На другой набита перевернутая звезда в круге — знак Сатаны. В углу еще знак — перевернутый крест.

— Вы помните, Оливер, Святой Петр был казнен на таком кресте? — сказал ля Валетт.

— Он сам зачем-то захотел этой именно казни. Давайте попросим благословения у Св. Петра и откроем шкатулку!

Старки перекрестился и осторожно открыл крышку. Там лежали в беспорядочном виде двенадцать камушков из слоновой кости, напоминающие по форме «кубики» со скругленными углами и ребрами. На каждом «кубике» на всех шести гранях нацарапаны различные, но повторяющиеся знаки.

— Сэр Старки! Вы — истинный рыцарь, вы — герой! Вашу заслугу трудно переоценить! — торжественно сказал магистр.

Старки молча поклонился и ничего не сказал. Он вдруг почувствовал, что руки, только что державшие шкатулку, стали будто обожженными.

— Поезжайте срочно в Рабат, — продолжал гроссмейстер, — и положите шкатулку в тайник, вместе с Пергаментом, — пауза, — теперь мы из гончих собак должны обратиться в сторожевых!

Старки вскинул резкий нелицеприятный взгляд на ля Валетта.

— Слушаюсь, гроссмейстер.

Оливер обернул шкатулку черной тряпкой из плотной ткани, положил в кожаную плечевую сумку. Волнение все еще переполняло обоих. Нечасто смертный прикасается к таким предметам!

Великий магистр внимательно смотрел в глаза сэру Старки, не решаясь, видимо, о чем-то его спросить.

— Дорогой Оливер. Вам, вижу, не понравилось мое сравнение с собаками?

— Вы правы, магистр. Не понравилось.

— И все-таки. Пусть вам не покажется странным, но я намедни предавался разного рода философским размышлениям.

— О собаках?