Хелена. Хэлен. Хелл — определенно, это я удачно зашел!*

Мать Юджина оказалась на удивление молодой и когда-то даже симпатичной женщиной, которая работала на кухне при церкви и пела в хоре. А еще она была очень больна, и эта болезнь оставила на ней неизгладимый след, прибавив несчастной лет 15-20. Избыточная худоба, нездоровый цвет лица, плохие зубы – и при этом на удивление роскошные светлые волосы, струящиеся до самого пояса.

Из ближайших родственников – только сын, престарелая мать где-то в соседнем штате, да старшая сестра, тоже живущая в Лос-Анджелесе. Кстати, служащая банка.

– Прошу прощения, Елена, что я заявился к вам вот так без предупреждения, – я аккуратно взял ее руку и легонько пожал, – Меня зовут... Крис.

Обожаю использовать это имя, есть в этом что-то... бунтарское.*

– Кристиан?

– На самом деле это от «Кристофер», но ход ваших мыслей мне нравится. Вы позволите?

– Да-да, конечно, проходите.

Я вошел.

–2% Здоровья!

Икона! С неуклюже написанного портрета, висящего над дверью, мне приветливо улыбалась рыжая Бригитта. Боль в поврежденной ноге заметно усилилась, а в глазах потемнело.

Забавный факт номер один. Тяжело больная мать, едва сводящая концы с концами и в одиночку растящая сына-наркомана, вешает икону не целителя, и даже не приносящего достаток в дом святого, а Ирландской защитницы детей.

Забавный факт номер два. Все эти иконы – есть прямое нарушение наиважнейшей заповеди величайшего эгоиста во Вселенной. Это в которой запрещено поклоняться иным богам, силам и идолам, кроме единого Творца. А тут тебе и кем-то провозглашенная святая, и кусок дерева с размазней фабричного производства.

Непорядок.

Все бы ничего, но конкретно эта дрянь была освящена по всем канонам и довольно качественно, человеком искренним и чистым, обладающим сильнейшей светлой Искрой – именно оставленный ею энергетический отпечаток и «кусался». С его бы талантом мечи зачаровывать или огнестрельное оружие. Ну или, на худой конец, те же биты.

Я шумно вдохнул и медленно выдохнул, пытаясь успокоиться и не обращать внимание на доставляемые иконой неудобства. В квартире, кстати, стоял приятный аромат корицы, молока и меда. Очень душевно, должен отметить.

Хм… И едва уловимый привкус травки. Запах застарелый и почти выветрившийся, но, тем не менее, отчетливо узнаваемый. И еще какой-то аромат, смутно знакомый, сладковато-терпкий и явно цепляющий какие-то струнки моей темной души.

Что бы это могло быть?

– Простите, Кристофер, а вы... – женщина многозначительно посмотрела на меня и перевел взгляд на биту, – Этот несносный мальчишка опять попал в какие-то неприятности?

– Я – его учитель...