А объяснять кому-то свою позицию, доказывать и переубеждать – дело неблагодарное, не приносящее ничего кроме злости или досады, поэтому девушка не доказывала и не переубеждала. «Да – говорила она, я – странная». Ведь человек, а особенно «представительница лучшей половины человечества» – не должен делать столько татуировок – в обществе не принято, и вообще - не положено. Тая кивала и мысленно махала рукой, поскольку давно перестала понимать логику других людей. Вон, в Европе мужчина, (или женщина) с густой бородой и накрашенными глазами, конкурсы международные выигрывает, и ничего, нормально. А странная она – Тая, потому что с «рукавами» из картинок, и потому что вместо юбок и платьев (хотя и такие в гардеробе имеются) предпочитает носить джинсы и кожаные брюки. Не будешь же кричать всем и каждому – это мода такая на универсальные вещи, когда со спины и не отличишь, кто идет: мужчина, женщина ли?
Словом, Тая хоть и выделялась на общем фоне, на самом деле в душе была девушкой совершенно нормальной – без особенных заморочек. Характером не могла похвастать особенно взрывным – пока открыто не задевали, не считала нужным отвечать и жалить ядовито. Впрочем, если человек переступал черту в хамстве или грязно переходил на личности, постоять за себя Тая умела.
Недаром в далеком детстве отец водил на карате – с тех пор спорт стал неотъемлемой частью жизни, отдушиной, куда можно было выплеснуть негатив. Тая не стала профессиональной каратисткой, потому что ее увлек муай тай – именно в этом виде спорта девушка смогла добиться некоторых результатов. Учась в старших классах, даже занимала призовые места в городских соревнованиях. Здесь тоже не обошлось без косых взглядов и осточертевших по жизни советов – «это не женский вид спорта», «иди лучше на волейбол», «как можно было выбрать бокс – там зубы выбивают». Зубы у Таи – раз уж люди интересовались, были крепкими и здоровыми, и никто в спарринге на них особо не покушался.
Бывало и такое, что приходилось схлестываться с людьми вне ринга – если не в откровенной драке, то взглядами, почти соприкасаясь лбами, подобравшись для рывка. Тая не боялась входить в личное пространство совсем обнаглевшего мужчины или хамоватой дамочки – знала, что ударит в случае чего, знала, что сумеет удержаться, если этот «случай» не настанет. Но, такое на памяти девушки случалось лишь несколько раз, и не успело перерасти в привычку: «чуть что, сразу в атаку», чему Тая была только рада. Ей претило хамство и конфликты. Признаться, в силу интровертности Тая вообще не любила находиться в центре внимания, не любила шумные компании, да и людей в целом – избегала, старалась быть вне всякого общества.
Словом, все, что происходило – необщительность коллег, смешки в спину, нежелание банально перекинуться словцом – это всё Тая проходила неоднократно. Поэтому, в ответ напарнику – мужчине рослому, имеющему весьма выдающуюся мускулатуру, кто с утра и до вечера с равнодушным видом жевал жевачку, и глядел на мир пустыми водянистыми глазами, не сказала ни слова. Что такому докажешь? Он уверен, что богатый папа, это выигрышный лотерейный билет в будущее. С силой такого мнения Тая была не согласна – половина билета - да, быть может, или даже всего лишь четверть.
Безразлично кивнула в ответ на бурчание напарника и обогнала десятку, из окна которой только что вылетела смятая сигаретная пачка.
Тая работала водителем инкассаторской машины.
Опять же, услышав о занимаемой должности – если удавалось, люди обычно удивленно поднимали брови – мол, на такую работу женщин не берут. Особенно – тощих, до неприличия молодых девиц с наколками до запястий. Да, в самом деле, не брали. Обычно фургон водил опрятный мужчина за сорок, с военной службой за плечами, специальным образованием и белоснежным послужным списком. Но, вот она – Тая, за рулем бронированного фургончика, как исключение из правил. Едет, барабаня пальцами по рулю и посматривая изредка в наглухо тонированное стекло. Чего только в жизни не бывает.
Да, устроиться на работу помог отец. Директором банка, куда взяли миниатюрную брюнетку, а так же доверили возить самое сокровенное и дорогое сердцу, был армейский друг Таиного родителя. Оттого упреки коллег были вполне обоснованы. Не объяснишь ведь им, что должность Тая специально выбирала невозможную – полагая, что ее ни за что на свете на такую работу не возьмут. Но, вопреки всему…
Случилось подобное от чрезмерного родительского контроля: окончив университет, девушка пошла на летные курсы, надеясь впоследствии стать инструктором и обучать премудростям прыжков с парашютом возжелавших экстрима людей. Но, узнав об этом, отец категорично рубанул рукой.
- Ты сошла с ума! – потрясая перед Таей пудовыми кулаками, со злостью говорил родитель, - я не в состоянии наблюдать за твоими бесшабашными выходками! Посмотри – скоро в гроб меня загонишь!
Он умалчивал, что они едва справились со смертью матери, что подобных потрясений его сердце и нервная система точно не выдержат.
Тая, смотрела на отца, замечала седины в роскошной шевелюре, но свое право на жизнь, отстаивала, как могла:
- Перестань манипулировать, - морщилась, замечая упрек в родительских глазах, но продолжала: - я хочу прыгать, и если правильно выучиться, никаких рисков не возникнет.
- Расскажи мне, - пуще злился отец, - уж кому-кому, а мне - не надо рассказывать про риски в полетах с вшивеньким парашютом. Там крепление ослабло, там заело, и привет.
- Что ты предлагаешь? – в свою очередь злилась Тая, - продавать цацки в ювелирном? Или сидеть секретаршей у тебя в офисе?
Спорили не раз и не два – до хрипоты и выпитой под конец общения валериановой настойки. Сошлись на том, что Тая так и быть, выберет любую другую профессию, забудет о прыжках, а отец хотя бы временно не станет донимать советами и перестанет за ней приглядывать. Врали оба, но с совершенно непроницаемыми лицами: похожи были, одна ведь кровь.
Взамен, Тая с усмешкой назвала исключительно мужскую профессию – как альтернативу прыжкам, а отец взял, да и пристроил ее к своему другу – чтоб уж наверняка. Что пообещал тому за такую авантюру, кто знает. И пусть на этой должности тоже были определенные риски, прагматичный Александр Григорьевич верил в бронь автотранспорта, выданное оружие, определенные навыки дочери и ее бравого напарника, поэтому на сердце его заметно полегчало. Всяко ведь лучше, чем в воздухе болтаться с куском холстины за плечами.
Она – его единственная и горячо любимая девочка, с самого детства была бесстрашной, рисковой, и Александр Григорьевич безумно за нее боялся. Опекал, как мог, отдал в жесткий спорт, надеясь, что женственная сторона дочки однажды вытеснит жажду приключений, а пока пусть научится защищаться, но ошибся. Она – его Таечка, была смелой, доброй и отзывчивой, но и упряма была – страсть как, уж если что взбредало в голову, ничто не способно было переубедить и перекроить ее замыслы.
Александр Григорьевич бесконечно любил дочку – часто баловал, но и наказывал строго, если в том была нужда. Жаль только, что не смог уберечь от боли, горя, да и сам не сумел обезопаситься – когда умерла супруга, это подкосило их двоих. И если он – умудренный уже мужчина, всякого повидавший, быстро взял себя в руки и с головой окунулся в работу, раз за разом приумножая и без того немаленький капитал, то дочка совсем утратила чувство меры в своих порывах. Нет, она не ввязывалась в дурные компании, не принималась бесчинствовать, просто всего в ее жизни стало слишком: татуировок, скорости, тренировок и спаррингов – порой до ушибленных связок, трещин в ребрах. Родитель понимал дочерние поступки и их мотивы, но все равно боролся с таким проявлением скорби, как мог.