Джесси хотел отказаться, но слова застыли у него на языке. Лорин была права: глупо проводить целую ночь в мокрой одежде только потому, что ее преследуют кошмары. Взглянув на нее, он медленно двинулся к лестнице.

В своем длинном халате Лорин казалась маленькой и беззащитной, и Джесси почувствовал, что его негодование постепенно уходит, уступая место ощущению холода и грусти оттого, что единственная теплая вещь, к которой ему так хотелось прижаться всем телом, была для него недостижима. Неожиданно он поежился и громко чихнул.

— Будь здоров, — сказала Лорин, не останавливаясь.

Джесси еще раз взглянул на Лорин и поймал себя на мысли, что, когда он сердился на нее, ему было лучше, чем сейчас, ибо тогда воспоминания о проведенной вместе ночи не мучили его. Когда он только вошел и она бросилась ему на грудь, ему было неимоверно трудно побороть желание вновь овладеть ею прямо там — в темном коридоре, даже не закрывая двери. Интересно, подумал он, понимает ли она сама, какие изменения вызвало ее появление в его жизни?

Войдя в гостиную, Лорин тщательно осмотрела все окна и, убедившись, что все шторы опущены, зажгла настольную лампу и обогреватель. Усадив Джесси в кресло, она ушла в спальню и вскоре вернулась, держа в руках полотенце и снятое с кровати одеяло. Проходя по коридору, она вновь взглянула на него. Джесси встал и стоял посреди комнаты, слегка расставив ноги и опустив руки. Его вид неожиданно поразил Лорин, и она на мгновение застыла на месте. Мокрая одежда облегала его, как вторая кожа, и Лорин могла без труда различать контуры его тела. Внезапно он обернулся, и Лорин смущенно отвела глаза. "Может быть, сейчас самое подходящее время, чтобы извиниться перед ним за то, что произошло за обедом? — подумала она. — Все равно надо будет поговорить, чтобы попытаться разрядить обстановку".

— Мне очень жаль, что тебе так и не удалось пообедать, — начала она. Я не хотела ничего у тебя выпытывать.

— Тогда зачем было задавать вопросы? — перебил ее Джесси, рассерженно глядя ей прямо в глаза. — Зачем ты вообще меня звала?

— Я не звала… То есть… мне стало жалко тебя. Лицо Джесси сразу стало непроницаемым, а руки сами собой сжались в кулаки.

— Побереги свою жалость для того, кто в ней действительно нуждается, сказал он и двинулся к двери.

Проходя мимо Лорин, он даже не взглянул на нее, и она поняла, что ее слова больно задели его. Бросив полотенце и одеяло на кресло, она стала напряженно думать, что можно сказать, чтобы удержать его. До настоящего времени все, что она говорила Джесси, только усиливало его отвращение к ней.

— Постой! — чуть не крикнула она. — Я имела в виду совершенно не то, что ты думаешь. Я пригласила тебя, чтобы… не оставаться одной.

Голос Лорин понизился до шепота, и она умолкла, уставившись на нервно сплетенные впереди руки. Джесси молчал. Стоя возле двери, он, по-видимому, ожидал, что она скажет дальше.

Проведя языком по пересохшим от волнения губам, Лорин продолжала.

— Мне просто хотелось увидеть тебя, остаться с тобой наедине, без посторонних… — Беспомощно пожав плечами, она подняла голову и посмотрела на Джесси.

— Правда? Ты действительно хотела побыть со мной?

В глазах Джесси заблестели искорки проснувшегося интереса, и он сделал несколько шагов навстречу ей.

Лорин кивнула, не в силах более говорить. Вожделение, перед которым отступили и логика, и здравый смысл, и рассудок, полностью овладело ей. О Господи, пронеслось в ее голове, как же она любит его!

Тогда, в первую ночь, ею двигал прежде всего страх — страх перед неизвестностью, и всякий раз, когда они после этого оставались наедине, ее жгло чувство вины. Сейчас же, когда она узнала, что Джесси находился с ней, выполняя задание шерифа, она чувствовала неуверенность и смятение. Стал бы он тогда заниматься любовью с ней, если бы она сама не попросила его об этом? Этот вопрос неотступно преследовал ее.

Сделав еще несколько шагов, Джесси приблизился к Лорин и, протянув руку, ласково погладил ее по щеке.

— Вот почему я пошел, — прошептал он. — Я хотел видеть блеск твоих глаз, слышать твой голос, наслаждаться твоей улыбкой и чувствовать, как лед в моем сердце тает.