– Я тебя ненавижу! – ору, когда боль переполняет.

На самом деле понять не могу… Почему я, мать вашу, не чувствую, что она не моя?! Почему не верю, что с другим была, если видел более чем достаточно?! Почему мне, блядь, кажется, что она все еще одним мной пропитана?!

Соня придвигается ближе, обхватывает мое лицо ладонями, касается моего лба своим и удваивает:

– Я тебя ненавижу!!!

– Отлично… – одобряю сухо, раздираемый бесконечными сомнениями.

Пока она снова не кричит:

– Ты забрал все мои мечты! Все мои первые разы!

– Ты мои, блядь, тоже!!!

– Ненавижу… Ненавижу… Ненавижу… – тарабанит в истерике отрывисто.

Обхватываю ладонью ее тонкую шею, сжимаю и резко дергаю на себя. Не понимаю, что делаю, пока губы, которые привыкли друг друга ласкать, не сталкиваются в том самом последнем соленом поцелуе. Сладости не осталось. Мы оба переполнены болью, слезами и кровью.

Когда Соня с тем же лихорадочным отчаянием отвечает на поцелуй, мое сердце принимается сумасшедше трепетать. И разбивается вдребезги, когда я напоминаю ему, что это не шаг к примирению, а акт прощания.

Адски горячий. Запредельно тяжелый. Зверски мучительный.

И, мать вашу, смертельный.

Ведь я знаю, что, несмотря на выжженную пропасть между нами, Соне Богдановой принадлежит не только мой первый поцелуй, но и мой последний.

Толчок ладонью мне в грудь.

Разрыв.

– Время пришло, Саша… Прощай…

Я зажмуриваюсь и рьяно мотаю головой.

Не могу это ни слышать, ни видеть.

– Скажи! – сгребая в кулаки мою футболку, со слезами вытряхивает то, за чем сюда явилась. – Простись со мной!