— Я ведьма, вот, — затем подумала добавила, — и достань Лера из шкафа, я все равно его чую. Я к вам всем сразу пришла.

Лер достался из шкафа сам и подошел ко мне с видом человека, которому очень хочется выдать чего-нибудь ругательное и неприличное, но тут, вот ведь досада, дети. Я без слов взяла с кресла подушку и протянула ему. Потянуло откуда-то псиной… Он сжал подушку, так что мне почудилось, что я слышу тихий треск сминаемых перьев, и очень медленно положил обратно на кресло.

— Далечка, — сказал он тихо, — а как это так получилось, что тебе почти девять лет, мы с Ликой узнали об этом только что? Тебе кто-то ее передал? Передал же?

Далька сглотнула и попятилась. Даже я ощущала, насколько Лер сердит. Если слухи не врут, ведьмы отлично чуют человеческие эмоции, а значит Далька знала, чего боялась.

— Нет. Сила моя… но она спала. А сегодня мне приснилась Веда, и ее разбудила.

— Даль, а почему ты не к маме пошла? — спросила я, положив руку Леру на плечо.

Лер очень плохо относился к ведьмам. Он их терпеть не мог. Какая-то ведьма из необученных прокляла его мать, и та умирала медленно, потихоньку угасая. Она кашляла кровью — сначала редко, потом все чаще и чаще, выкашливала куски легких, и умерла в жутких мучениях. Лучшие придворные лекари пытались ее спасти, но все было тщетно. Они разводили руками и списывали все на проклятье. Лер всецело доверял их диагнозам, а я никогда не вмешивалась со своим легким подозрением, что дело может быть в непрофессионализме и экзотичности болезни.

Или банальном отравлении.

Лер ненавидел ведьм. Но Дальку любил как собственную сестру.

Боги видят и ведают, как же это было не вовремя!

— Я к тебе хотела. Тут же Лер… — она подошла, обняла его, уткнувшись носом ему в живот, и разревелась, — прости-и­-и! Оно само-о-о!

Из ее рева, всхлипов и сопель удалось понять следующее. Что Далька решила вздремнуть посреди белого дня, и приснилась богиня Веда в венке из дубовых листьев, ласково улыбнулась, и сказала, что пришло время Далькиной Силе проснуться, поле чего возложила хладную ладонь Дальке на лоб, дунула в глаза, и Далька тут же проснулась. Видимо, вместе с Силой. Проснулась, кинулась к зеркалу — а ее огромные раскосые голубые глаза, гордость и красота, уже не голубые, а зеленые, будто листья липы, когда их на свет смотришь. А зеленые глаза — это обязательный признак всех ведов, как черные глаза без радужки у фей.

Для Дальки Лер был главным авторитетом. Типа старшего брата. Ну не на отца же ей было равняться! Она насмотрелась на свои глазищи, сложила два и два, и поняла, что да, что действительно ведьма. Чудовище, как Лер про ведов говорил. И в рев, конечно. Сбежались няньки, начали спрашивать, что случилось, а она от них всех отвернулась, закрылась, захотела, чтобы отстали и что-то сделала, как-то само оно получилось, как щелкнуло…

Всех нянек тут же сморил сон, а она побежала  туда, где чуяла наличие Лера. То есть ко мне. Признаваться. Знала, что в случае чего мы ее прикроем. В коридоре ее никто почему-то не заметил, но стоящую под дверьми Феску пришлось усыпить на время.

— Вот так и бы-ы-ыло, — завершила покаянную речь Далька.

Лер погладил ее по пушистым волосам.

Далька была очень красивая девочка, даже вот такая вот, зареванная и заспанная. Худенькая и гибкая, как кошка, с длиннющими вьющимися золотыми волосами, с маленьким носиком и по детски пухлыми красными губками. И, конечно, с огроменными, теперь уже зеленущими глазами. На нее невозможно было сердиться, как невозможно сердиться на котенка, который перепутал всю пряжу и запутался сам.

К тому же, в отличие от котенка, Далька не была ни в чем виновата.

— Ты Далька, и не чудище, а принцесса, — заверил ее Лер, и щелкнул по носу, — подумаешь, Сила! Как будто ты отвечаешь за то, что Веде в голову взбредет.

Далька несмело улыбнулась. Ей явно стало легче.