— Вы уже собрались? — спросил Ив.
— Мари-Жозеф! — не выдержал озадаченный Люсьен. — Какая судьба нас ждет? Я навсегда утратил свое положение при дворе и титул. Я нищий. Вам запретили сочинять музыку…
— Иннокентий думал причинить боль мне, но на самом деле авторство музыки, которую я исполняла, принадлежит Шерзад, — сказала Люсьену Мари-Жозеф. — Он так и не понял, что я хочу учиться, исследовать и делать открытия… А король дал мне то, чего я желала больше всего на свете.
Люсьен воззрился на Ива; тот пожал плечами.
— Я тоже получил желаемое, — промолвил он. — Посвятить жизнь обретению знания…
— А потом уничтожать его!
— Поступать с ним так, как велит мне совесть. Повиноваться, но не усыплять собственный разум.
Мари-Жозеф перевела взгляд с Ива на Люсьена:
— Его величество отдает себе отчет в том, что совершил?
— Его величество всегда отдает себе отчет в том, что совершает, — ответил Люсьен.
— Мы жестоки в своем блаженстве, сестра, — сказал Ив. — Люсьен утратил все.
— Это
Эпилог
В Париже, в самую темную и долгую ночь года, Ив де ла Круа шагал сквозь пронизывающий дождь со снегом и тьму к своему крошечному домику. Он сбросил тяжелый плащ, зажег свечу, открыл потайную дверь и вошел в библиотеку.
Достав из сумки свою последнюю находку, он развернул слой вощеного шелка.
Под шелковой тканью обнаружилась украшенная цветными иллюстрациями рукопись: на страницах ее русалки играли и резвились в лазурных волнах, под лучами золотистого солнца. Он долго восхищался прекрасными рисунками, а потом осторожно закрыл рукопись и поставил на полку рядом с чудесной партитурой оперы о русалках, написанной Мари-Жозеф и ныне переплетенной в телячью кожу, с ужасной поваренной книгой месье Бурсена и с ворохом писем мадам.
Пламя свечи мерцало на медали с изображением русалки и на рамках двух рисунков Мари-Жозеф: того, что запечатлел Шерзад, и другого, сохранившего облик мертвого водяного с нимбом из сусального золота и битого стекла.
Скелет водяного покоился в эбеновом реликварии, сплошь инкрустированном перламутром.
«Пока я должен защищать русалок, окутав их покровом тайны. Но это пока, не навсегда», — подумал Ив.
Бретонский корабль Люсьена скользил по светящимся волнам. Люсьен стоял на корме, созерцая сверкающий кильватер, расходящийся люминесцирующей стрелой.