– Теперь и я, пожалуй, могу идти своей дорогой? – спросил Геккер, улыбаясь.

– Конечно, раз у вас возникло такое непреодолимое желание покинуть нашу компанию. Перестаньте лучше подсмеиваться над почтенным человеком и отправляйтесь скорее восвояси. А вы, друзья мои, отправьтесь за виски. Вы знаете, что я терпеть не могу толкаться в лавке, где его продают. Это занятие наводит на меня ужасную тоску. Геккер, подождите хоть минутку и хватите добрый стакан этого чудного напитка, что будет лучшим предохранительным средством против возможности заполучить лихорадку, охотясь в болотах. Мне лично скоро вовсе придется отказаться от этого прелестного занятия, так как я больше не могу охотиться при дневном свете на оленей. Что же касается ночной охоты, то я также не люблю проводить ночь в лесу в ожидании зверя. В таких случаях приходится следить с головней в руках, а жар ее слишком недостаточен, чтобы согреть меня. Кроме того, я боюсь задремать во время столь продолжительного ожидания, и, пожалуй, выроню смоляной факел как раз в ту минуту, когда появится олень. Судите сами, что будет за картина, когда олень с удивлением уставится на меня и услышит храп когда-то неутомимого охотника, спящего среди соленых болот! Впрочем, вы не думайте, что я собираюсь вас уговаривать. Всякий волен поступать как ему вздумается. Тем более что я вовсе не обязан ухаживать за вами, когда вы заболеете от вашей безрассудности. Но прежде дайте мне рассказать о том, что случилось со мною, когда я жил еще в Техасе.

– Ладно, рассказывайте, только постарайтесь покороче, – согласился Геккер, перекладывая винтовку с одного плеча на другое. – У меня и так осталось немного времени.

– Хорошо! Поверьте, у меня вовсе нет желания помешать вам как следует промокнуть под надвигающимся ливнем. Если вы мне не верите, то посмотрите над собою и вокруг, какие собираются на небе тучи. Ну да все равно. Я начинаю. Слушайте! Однажды ночью, – нужно вам заметить, что в те времена я был таким же сумасбродом, как и наш милейший Геккер сейчас, и постоянно проводил время с ружьем в руках, под открытым небом, – я вышел из дому и остановился на берегу небольшого соляного озерца. Дичи, должен я вам сказать, водилось там великое множество. Я засел в засаде, давая себе слово не уходить, не настреляв изрядного количества добычи. Всю ночь напролет, до зари, просидел я, скорчившись за сосновым пнем в наскоро построенном шалаше, как вдруг неподалеку услышал неимоверный рев, будто сотня пум собиралась броситься на меня. Точно десятки ружей стреляли зараз. Словом, я был совершенно оглушен и просто не знал куда деваться. Долго я не мог понять, в чем дело, как вдруг заметил, что с соседнего хлопкового поля на берег несется несметная стая диких гусей. Никогда в жизни я еще не видал и, наверное, уже не увижу подобного количества пернатых. Они летели прямо на сосну и, достигнув места, где стоял мой шалаш, стали спускаться на землю. Теперь угадайте-ка, что было дальше?

– Черт возьми! Угадать довольно легко: гуси посидели и улетели, а вам не удалось убить ни одного! – со смехом сказал судья, чтобы подзадорить Баренса.

– Вовсе нет! Гусей были тысячи. Когда они опустились на землю, то такой массой навалились на мой шалаш, что разрушили его совершенно, загасили зажженный мною огонь и чуть не задавили меня самого. Не имея возможности схватить ружье, я вытащил из-за пояса нож и стал наносить им удары направо и налево. Птицы сообразили, что попали в довольно скверное положение, но было уже поздно. Я успел переколоть всех, находившихся поблизости, раньше, чем они успели опомниться и криком предупредить товарищей о грозящей опасности. Когда наконец остальная стая поднялась на воздух, вокруг меня валялся на земле пятьдесят один гусь и пятьдесят восемь голов!

– Это каким же образом? Ведь получается, что оказалось на семь голов больше, чем тел. Куда же девались тела птиц от семи лишних голов?

– Я отыскал их чуть позже. Представьте себе, стая была так велика и летела так плотно, что на своих крыльях живые гуси на довольно порядочное расстояние, шагов за сто, отнесли мертвых в сторону. Теперь, Геккер, история кончена, и вы можете топать на свое соленое болото!

– А вы мастер рассказывать небылицы, Баренс, – сказал судья, – право, виртуоз!

– Небылицы? Да какого же черта вы всегда слушаете их с разинутыми от удивления ртами, если знаете, что я рассказываю неправду?! Нет, ей-богу, не стоит больше вам ничего рассказывать. Так где наше виски?

– Его только что принесли и как раз вовремя. Оно поможет нам проглотить рассказанную вами историю, Баренс! – сказал Куртис. – Теперь я, в свою очередь, расскажу, что случилось со мной прошлой ночью. Предупреждаю, что это будет чистейшая правда! Чего вы ухмыляетесь, Баренс?

– Да знаете ли, я никогда не начинаю рассказов с такими предисловиями и никогда заранее не стараюсь уверять слушателей, что мой рассказ чистейшая правда. Делать так – значит наверняка возбуждать ненужные сомнения у своих слушателей. Возьмите себе это за правило, Куртис! – наставительно сказал тот.

– О, вам-то это действительно ни к чему, – с улыбкой сказал судья, – потому что все ваши истории, с предисловием ли они или без, имеют одну и ту же оценку у слушателей. Рассказывайте, Куртис, не смущайтесь. Да не забудьте оставить немного виски, чтобы промочить горло во время рассказа.

– Вчера вечером, – начал Куртис, – я шел по берегу Литл-Джена, отыскивая свиней, которые, по словам Баренса, бродили в этих местах, тех самых свиней, при поисках которых мы наткнулись на труп Гитзкота. Несколько раз, бродя по лесу, я встречал кабаньи норы, но ни разу не видел их обитателей. Наконец, когда совершенно стемнело, я заметил, что в чаще деревьев что-то шевелится, и, представьте мою радость, увидал там старую свинью с десятью поросятами. Одиннадцатого, вероятно, съели хищники. Как только я заметил, что свинья носит метку своего хозяина – отверстие на правом ухе и рассеченное левое, – я высыпал перед ней из захваченного предварительно мешка маис и постарался отыскать на ночь удобное местечко, так как знал, что теперь, в такую темень, ничего нельзя больше предпринять. Признаться, я не очень-то люблю болота возле Литл-Джена. Они и сыры и неудобны, не говоря уже о тучах всяких жужжащих, и кусающихся, и жалящих насекомых, висящих над болотом. После долгих тщетных поисков местечка посуше я нашел наконец таковое. Там я развел костерок и улегся на землю. Собак со мной не было, поскольку я боялся испугать свиней и не собирался охотиться. Усталость была так велика, что я почти тотчас же заснул. Сколько времени я спал, не знаю, так как чаща была настолько густа, что невозможно было разглядеть звезд. Вдруг я проснулся от какого-то странного предчувствия. Мне казалось, что кто-то приближается к тому месту, где я лежал. Я тотчас же приподнялся и насторожился, потом, тихонько зарядив ружье, навел ствол в сторону, откуда мне послышался шум, и стал ждать. Все было тихо; я решил, что все это мне пригрезилось во сне, и опять улегся на землю. Признаюсь, я чувствовал себя неважно. Неужели, думал я, мне придется иметь дело с пумой? Это ведь вполне могло случиться, а в такую темень да без собак трудно было что-нибудь поделать с хищным зверем. Несколько мгновений я колебался, потом как будто опять услышал неясный шум. Сдернув платок, которым прикрыл лицо от комаров, я почувствовал, что около меня стоит какое-то живое существо, теплое дыхание которого я ясно ощущал на лице. Сквозь легкий ночной полумрак, окутывавший меня, я различал какой-то темный силуэт, склонившийся надо мной. К моему великому удивлению и страху, наклонившееся надо мною существо оставалось неподвижным. Я прислушивался, теперь несколько успокоенный тем, что это не могла быть пантера, так как в противном случае я был бы уже мертв. В то же время я терялся в догадках, что это было за существо. К несчастью, мне нельзя было даже вытащить нож, заткнутый у меня за поясом, чтобы защищаться от врага, сражаясь с ним, как подобает порядочному охотнику, грудь с грудью. Итак, я неподвижно, как труп, лежал без движения на земле, пристально вглядываясь в наклонившуюся ко мне черную фигуру, глаза которой так и светились в темноте. Вы знаете, я не из трусливого десятка, но, признаюсь, в эту минуту дрожал как лист, до такой степени был напуган, и любое животное могло бы безнаказанно напасть на меня.

– Да говорите же скорей, что это было! – одновременно раздалось несколько голосов.

– Что было? – продолжал Куртис. – Я увидел над своей головой сияние звезд, и вдруг дыхание подозрительного существа перестало согревать мне лицо. Через минуту мой таинственный посетитель удалился, и только легкий треск ломавшихся под его ногами сухих ветвей указывал, что он мне не приснился. Я облегченно вздохнул, как чудом избежавший смертельной опасности человек.

– А костер? – спросил кто-то.

– Он едва тлел. Вероятно, оттого, что я выбрал все-таки недостаточно сухое место.

– Что же вы сделали? – полюбопытствовал судья.

– Подробностей приключения я припомнить не могу. Знаю только, что я или собирался вытащить нож и положить его возле себя, или держать в руке наготове, потом хотел прислониться к дереву и стоять таким образом до конца ночи, но странно, что ничего этого я не сделал, а преспокойно лег на землю и заснул. Когда я открыл глаза, был уже день.