На второй день Рождества снег валил по-прежнему. Церковный двор потерялся в белизне, лишь кое-где из-под заносов высовывались камни. Добропорядочный викторианский ангел превратился в бесформенный ком со слабым намеком на лицо и горбы раскинутых крыльев.

Поблизости под легкими шагами заскрипел снег. Я не повернул головы. Спустя секунду она заговорила:

— Родж, я пыталась предупредить тебя. Ты не должен был вмешиваться.

Я оглянулся. Она стояла футах в десяти от меня. Моя левая рука болталась на перевязи, а лицо, несмотря на цепенящий холод, саднило.

— Я сам во всем виноват, так?

— Не надо ввязываться в то, чего не понимаешь. Так что, если хочешь по правде, то да, ты сам виноват.

Я снова отвернулся.

— Оно не пыталось причинить мне вред, Карен. Господи, ему было больно. Если бы ты слышала…

— Ему не было больно, Роджер. Оно не способно чувствовать боли. Оно не человек. Оно демон.

— Оно не сделало ничего демонического.

— Оно попыталось заморочить тебя, чтобы ты помог ему сбежать. Именно так они и поступают. Ты не знаешь их, Родж. Ты не знал, что они шастают тут, а времени объяснить не было. Бог ведает, что оно натворило бы.

— Но ведь оно ничего не натворило, так? А? Оно что, напало на кого-то? Обидело? Нанесло ущерб?

— Роджер…

— Ну?

— Оно бы…

— Что? — крикнул я, и она не ответила. В конце концов я повернулся и вновь посмотрел на нее. — Кто-нибудь из них совершил какое-нибудь зло?

Она молчала. Падал снег. Ее лицо пестрело красными кляксами, видимо, она плакала. Но все равно оно оставалось каменным.

— Стоило ли ждать, когда дойдет до этого?

— Об этом и говорил вчера ваш викарий, да?