Если ты слышишь меня, девочка, то, наверное, хочешь спросить, что я нашла в этом глубоком колодце странности, почему вода из него показалась мне достойной. Ну, я нашла друзей, как уже говорила, – разве этого недостаточно? И любимых. Даже Эразм начал принимать человеческий облик, чтобы мы могли касаться друг друга, как люди.
Проще говоря, я нашла дом, Карлотта, пусть его природа и была необычной, – настоящий дом, в первый раз за всю свою жизнь.
Вот почему я так испугалась, когда он начал разваливаться.
В соседней комнате Эбби решила бороться. Сегодня прямо идеальный шторм – дурной нрав Дэна и чувство уязвленного достоинства Эбби взмыли на одинаковую яростную высоту навстречу какому-то немыслимому крещендо.
Но злость матери казалась хрупкой, а Большой Дэн – откровенно опасным. Юная Карлотта все про него поняла с самого начала, с того самого момента, как мама пришла домой под руку с этим мужчиной; поняла по его равнодушным глазам и заученной улыбке; поняла по тюремным татуировкам, которые он даже не потрудился скрыть, по хвастовству, которым прикрывал любой свой недостаток. Поняла по смраду от метлаборатории, химическому запаху, исходящему от него. Поняла по его друзьям, по унылым сделкам, которые Дэн заключал с какими-то темными типами в доме Карлотты, так как его съемное бунгало было забито подозрительными банками с техническим растворителем. Но самое главное, по тому, как он отмеренными дозами скармливал Эбби Будэн мет, чтобы та постоянно хотела еще, и по тому, как мать, будто покорная служанка, каждую неделю отдавала ему чек из «Уолмарта», где работала кассиром.
Большой Дэн высокий, жилистый и сильный, несмотря на все свои дурные привычки. Старшая Карлотта слышит достаточно и понимает, что тот винит Эбби в краже барбитуратов, – по законам Дэна, это невероятный грех. Мать клятвенно все отрицает, и ее начинают бить. Ничего из этого Карлотта не помнит: ее юная версия спит, хотя явно уже скоро проснется; критический момент подходит слишком быстро. И Карлотта думает о том, что видела ствол из вороненой стали с рифленой черной рукояткой, когда обыскивала сумку Дэна, о том, как смотрела на него, взвешивая варианты, но потом с презрением отвергла.
Мы сошли с дуги эллипса, девочка, и неожиданно Флот стал исчезать, как капли воды на раскаленной сковороде. Эразм заметил это первым, иначе не был бы собой, и установил экран, чтобы я тоже все увидела: рои походили на призрачные точки, сияющие на схеме галактики, призрачные точки, мерцающие и исчезающие прямо на глазах. График бойни.
– Никто не может это остановить? – спросила я.
– Они остановили бы, если бы могли, – ответил Эразм, обняв меня одной рукой (он уже отрастил пару рук). – Они остановят, если смогут, Карлотта.
– Мы можем им помочь?
– Да уже помогаем, по сути. Мы существуем так, что для нашего поддержания не требуется слишком много умственных процессов. Для Флота мы – код, который работает только пару секунд в год. Не слишком тяжкая ноша.
И это было важно, так как Флот мог поддерживать лишь определенное количество вычислительных процессов и верхняя планка зависела от числа связанных узлов. А оно сокращалось, так как клетки сверхразума пожирали целиком.
– В последний раз, когда я проверял, – сказал Эразм (то есть примерно тысячу лет назад по реальному времени), – Флот выдвинул теорию, что Враг состоит из темной материи. – (Это странная штука, девочка, которая летает по галактике, невидимая, – но, в общем, не важно, поверь на слово, когда-нибудь ты все поймешь.) – Он не столько материальный объект, сколько процесс – паразитический протокол, функционирующий в облаках темной материи. По видимому, он может манипулировать квантовыми событиями, которых мы даже не видим.
– Значит, защититься от него мы не сможем?
– Пока нет. Нет. И у нас с тобой скоро, возможно, появится компания, Карлотта. В смысле, у скользящих.
Флот продолжал возносить умирающие цивилизации, но узлов уже не хватало. Было решено переключить выживших в режим «длинного настоящего», отправить в хроноскольжение вместе с нами, чтобы освободить вычислительные процессы для военных маневров.
– Здесь может стать людно, – предупредил Эразм.
– Если слишком многим понадобится уйти в «длинное настоящее», – сказала я.
Он бросил на меня подчеркнуто равнодушный взгляд:
– Закончи мысль.