Дарий подал мне бокал укрепляющей настойки, словно это он был послушником, а я – мастером. Он сел в свое большое кресло, усадил меня напротив и велел вспомнить каждую деталь миссии. Я так и поступил.
– Воистину удивительно, что ты вернулся живым, – задумчиво произнес Дарий. – Если бы ты умер, пьесы были бы утрачены навсегда.
– Боги не допустили такого святотатства.
– Возможно. Единственные экземпляры сейчас существуют только в твоем разуме?
– Да. Я даже цитировал их Нахид.
– Надеюсь, не слишком обширно.
Я засмеялся и сказал:
– Теперь мы можем освободить Гельветику. Прежде чем пострадает еще больше невинных, вы должны связаться с каслонским колониальным правительством и сказать, что пьесы у нас. Сказать, что они должны остановиться, иначе мы уничтожим тексты.
Мастер поднял руку и пристально взглянул на меня – во время моего обучения я очень часто видел этот жест.
– Сначала позволь задать мне несколько вопросов о твоей истории. Ты говорил, что, как только обрел сознание в имперском городе, бог приказал тебе бежать. Но бег в каслонской столице всегда привлекает ненужное внимание.
– Да. Бишамон, наверное, хотел ускорить мой отлет.
– Но когда ты добрался до портового базара, бог приказал тебе остановиться и зайти в ресторан. То есть сначала ты бежал, напрасно рискуя, а потом зря потратил время и чуть не попался. Где тут смысл?
От усталости я даже думал с трудом. Что мастер пытается мне объяснить?
– Возможно, я не должен был останавливаться. И причина в моей слабости. Я сильно проголодался.
– Затем ты сказал мне, что, когда десантники ворвались на корабль, ты сбежал, послушавшись Нахид, а не божьего слова.
– Лю-Бей вывел нас из машинного отделения. Думаю, в этом кроется причина моего недопонимания…
– И этот металлический человек, которого вы повстречали в древнем городе. Разве он не сказал, что боги хотят смерти Нахид?
– Статуя говорила немало безумных вещей.
– Но она дала тебе устройство, которое вас спасло?
– Да, я воспользовался им. – От стыда я не сообщил мастеру, что ослушался бога, когда тот велел мне бежать.