– Мир долго не протянет, – низким, скорбным голосом произнес Эразм. – Можешь остаться здесь или пойти со мной. Но выбирай быстро, Карлотта, так как мантия нестабильна и континенты уже начали сдвигаться.

Я даже подумала, что еще сплю и вижу сон. Я не знала тогда, что значат слова насчет мантии, но предположила, что речь идет о конце света. Какая-то интонация в его голосе, который напоминал голос Моргана Фримена, заставила поверить ему, несмотря на всю странность и невозможность этого разговора. Вдобавок я все сильнее чувствовала приближение чего-то очень страшного, на шоссе практически не было машин (мимо пронеслась «Тойота», разогнавшаяся до скорости, явно не предусмотренной производителем, сгорбленный водитель за рулем казался размытым пятном), а над редким, похожим на крысиные зубы частоколом гор на горизонте поднималось уродливое зеленое облако. Неожиданно горячий и сильный ветер принес запах далекого пожара. И звук чего-то похожего на гром, а то и хуже.

– А куда с тобой?

– К звездам, Карлотта! Но тело придется оставить здесь.

Вот это предложение мне не понравилось. Но разве было из чего выбирать? Остаться или уйти. Вот так просто.

Я все-таки поймала попутку – только совсем не такую, как ожидала.

Земля тряслась так, будто дьявол стучался в подошвы ботинок.

– Хорошо, – ответила я, – как скажешь.

Белая пыль взметнулась над пустыней, и ее тут же подхватил порывистый ветер.

«Не бойся. Не жди. Не попадись. Просто уходи. И быстро».

Без этих слов в голове, клянусь, девочка, я бы погибла в тот день. Как и миллиарды других людей.

Она замедляет течение времени, чтобы вместить этот странный, но почему-то необходимый монолог в пространство между двумя вздохами юной Карлотты. Конечно, реального голоса у нее нет. Прошлое статично, непроницаемо в своем бесконечном сне; из того невидимого места, где она сейчас существует, новая Карлотта не может сдвинуть даже молекулу воздуха с заданной траектории. Просыпайся с рассветом, девочка, укради деньги, которые никогда не потратишь, – это не важно; главное – уйти. Пришло время.

Когда придет время, уходи. Из всех воспоминаний, что остались от земной жизни, это самое яркое: она проснулась и увидела призрака в темной комнате, женщину в белых одеждах, которая дала ей совет, когда было нужно. Неожиданно Карлотте хочется крикнуть: «Когда придет время…»

Но она не может пошевелить даже пылинку в древнем воздухе, а девочка спит.

Рядом с кроватью стоит столик из комиссионки, покрытый шрамами от сигаретных ожогов. На нем – детский ночник, поблекшие трафареты Губки Боба на бумаге. Рядом, спрятанный под раскрытым журналом «Пипл», пузырек с барбитуратами, который Карлотта выкрала сегодня днем из сумки Большого Дэна, той самой, цвета хаки, где он хранит наличку, одежду, поддельные водительские права и автоматический пистолет из вороненой стали.

Юная Карлотта не видит призраков… не просыпается даже от сердитых криков Дэна, не слышит, как в соседней комнате охнула от удара мать. Похоже, Дэн проснулся, к тому же трезв и обнаружил пропажу. Дело осложняется.

Но Карлотта не дает себя торопить.

Когда я присоединилась к Флоту, самым трудным было отказаться от мысли, что у меня есть тело, что оно занимает некое реальное место в пространстве.

В то, что мы по-прежнему целые и нормальные, поначалу верили все – в смысле, все, кого спасли с Земли. Все, кто так или иначе ответил Эразму «да», – а он в той или иной форме явился каждому человеку на планете за несколько секунд до конца света. Два с половиной миллиарда человек приняли его предложение о спасении. Остальные решили остаться и погибли, когда континенты растаяли в раскаленной магме.

Конечно, у выживших возникли проблемы. Дети без родителей, родители без детей, любовники, разлученные навеки. Печально и трагично, как всегда, когда не всех удается спасти, а тут еще и эвакуация планетарного масштаба. Покинув Землю, мы вроде как появились на травянистой равнине шире горизонта, плоской, как Канзас, под фальшивым голубым небом, у каждого над плечом парил Эразм, и все рыдали, всхлипывали или требовали объяснений.