Она сказала об этом час спустя, когда Ланнинг изучал диаграммы, поглаживая подбородок, иногда задумчиво поглядывая на нее. Фрэнк стоял в сторонке, сохраняя непроницаемое выражение лица, но острый пристальный взгляд не пропускал ничего.

Майор Ланнинг был одним из ведущих докторов, человеком, посвятившим себя излечению военных. Он не работал в Бетесде, но, не колеблясь, выполнил приказ, который разбудил его среди ночи и привел сюда. Перед ним и еще несколькими врачами поставили задачу спасти жизнь этого человека. Тогда они даже не знали имени больного. Теперь его имя было на листе, но они все еще не имели ни малейшего представления, почему он настолько важен для властей. Это не имело значения: майор Ланнинг использовал бы любые доступные средства или процедуры, чтобы помочь своему пациенту. И прямо сейчас одним из этих средств была эта хрупкая молодая женщина с темно-синими глазами и полным чувственным ртом.

– Не думаю, что мы можем игнорировать показания, мисс Гренджер, – искренне сказал майор. – Он реагирует именно на ваш голос, не на мой, не мистера Пэйна, или какой-то из медсестер. Мистер Кроссфилд не в глубокой коме. Он самостоятельно дышит и все еще обладает рефлексами. Не так уж неразумно думать, что он может слышать вас. Он не может понимать, и, конечно, не может ответить, но вполне возможно, что он вас слышит.

– Как я поняла, в кому его ввели лекарствами, – возразила Джей, – когда люди находятся под воздействием препаратов, разве они не полностью отключаются?

– Есть различные уровни сознания. Позвольте мне более полно описать его повреждения. У него простые переломы обеих ног, ничего такого, что помешает ему ходить в дальнейшем. На руках ожоги второй степени, но самые сильные ожоги на ладонях и пальцах, как будто он схватил горячую трубу, или, возможно, поднял руки, чтобы защитить лицо. Селезенка была разорвана, и мы ее удалили. Одно легкое проколото и съежилось. Но худшие повреждения нанесены голове и лицу. Череп сломан, а лицевые кости просто разрушены. Мы в срочном порядке провели несколько хирургических операций, чтобы устранить повреждения, но, чтобы контролировать отек мозга и не допустить ухудшений, мы вынуждены вводить большие дозы барбитуратов. Они держат его в коме, при этом, чем глубже кома, тем слабее мозговые функции. В глубокой коме пациент не может даже самостоятельно дышать. Уровень комы частично зависит от переносимости пациентом лекарственных средств, которая у всех людей разная. Устойчивость к препаратам у мистера Кроссфилда, кажется, немного выше обычной, так что его кома не столь глубока, какой могла быть. Мы не увеличили дозировку, потому что в этом нет необходимости. В свое время мы постепенно уменьшим количество лекарств и выведем его из комы. Он собирается сделать это самостоятельно, и я искренне могу сказать вам, что он определенно добивается больших успехов, когда вы с ним. Есть еще много всего, чего мы не знаем о мозге, и как он управляет телом, но мы знаем, что мозг это делает.

– Вы хотите сказать, что он поправится гораздо быстрее, если я буду здесь?

Майор усмехнулся.

– Если в двух словах, – то да.

Джей чувствовала себя уставшей и растерянной, как будто провела часы в доме с зеркалами, пытаясь найти выход, а вместо этого натыкалась на одно обманчивое отражение за другим. Причина была не только в этих людях, которые настаивали, чтобы она осталась; было что-то еще внутри нее. Это что-то произошло, когда она коснулась Стива, что-то совершенно непонятное. Она никогда не ощущала этого прежде, даже когда они были женаты. Как будто он стал значить для нее больше, чем раньше, какими-то неведомыми путями, которые она осознавала, но не могла определить.

Она жалела, что они возложили на нее эту ответственность. Она не хотела оставаться. Это странное чувство, которое она испытывала к Стиву, ощущалось как угроза. Если она сейчас уедет, это чувство не получит шанса на развитие. Но если останется... Она не страдала от развода тогда, пять лет назад, потому что их любовь никогда не приносила ярких ощущений, никогда не отличалась глубиной. В конце концов просто исчезла. Но Стив теперь стал совсем другим; он изменился за эти пять лет, превратился в мужчину, чья мощь довлеет над ней, даже когда он без сознания. И если она снова влюбится в него, то никогда не сможет справиться с этим чувством.

Но если уедет сейчас, то будет ощущать себя виноватой, потому что не помогла ему.

Она должна найти другую работу. Должна вернуться в Нью-Йорк и начать делать хоть что-то, чтобы не позволить разрушиться собственной жизни. Но Джей устала от непрерывного самоконтроля и маневрирования, многочисленных коммерческих сделок. Она не хотела уезжать и боялась остаться.

Фрэнк увидел напряженность в ее лице, почувствовал, как та вибрирует в ней.

– Давайте спустимся в комнату отдыха, – предложил он, выступив вперед и беря ее за руку. – Вам нужен перерыв. Увидимся позже, майор.

Ланнинг кивнул.

– Попробуйте уговорить ее остаться. Этот парень действительно нуждается в ней.

В коридоре Джей пробормотала:

– Ненавижу, когда обо мне говорят так, будто меня нет. Я устала от того, что мной манипулируют.

Говоря это, она думала о работе, но Фрэнк бросил на нее острый взгляд.

– Я не хочу поставить вас в неудобное положение, – дипломатично ответил он. – Просто нам крайне необходимо поговорить с вашим мужем... извините, бывшим мужем. Все время забываю. В любом случае мы готовы сделать все возможное, что помочь ему выздороветь.