— Бог бережет, — просияла Настасья, — а батюшка с матушкой как? Здравы ли? А братья?
— В здравии, и тебе того желают. Благополучно у нас все, — благодушно огладил бороду Вышата. — А князь где? — стрельнул он глазами через плечо хозяйки.
— На ловы поехал, — как можно беспечней улыбнулась Настасья, усаживая гостя за стол, — вепря загоняют.
— Вепря, это хорошо, — процедил Вышата, — все ли ладно у вас?
Настасья замерла, изучая лицо старого дядьки.
— Все ладно, — опять улыбнулась она.
— А к нам вот другая весточка прилетела, — насупил седые брови боровик.
— Какая весточка? — выронила кружевную ширинку[1] княгиня.
Вышата обвел комнату, останавливаясь на лицах челяди, ключницы Феклы, маленькой княжны.
— Я там подарочки привез чернореченские, тетушка и племяшке чего-то собрала, прикажи, княгиня, пусть на двор идут, дары разбирать.
Настасья все сразу поняла, разговор будет один на один. Радостную Прасковью из трапезной увела Фекла, за ней выскользнули и челядинки, плотно прикрыв дверь. Гость с хозяйкой остались одни, хотя теперь Настасья и сомневалась, а можно ли в этом тереме остаться в одиночестве без лишних ушей да глаз.
— Какая весточка? — повторила Настасья свой вопрос.
— Грамотицу на порог к нам подкинули, что ты у супружника своего в небрежении, что на ложе тебя не зовет, и ты дева в женах? Так ли? — Вышата вперил в нее тяжелый взгляд.
Настасья опустила глаза, густо краснея. Ответить ей было нечего.
— А еще, что ведьмой тут тебя кличут, дочерью колдуна. Это тоже правда?
— У нас все ладно, — упрямо произнесла княгиня Дмитровская. — Уж все налаживается, — добавила она, после некоторого раздумья.
Вышата придвинулся ближе, тревожно озираясь по сторонам.
— Отец вот меня послал, разведать, что здесь да как. А по лицу твоему вижу, что в грамоте-то все как есть писано.
— Да все наладится, не так-то все плохо, — неуверенно прошептала Настасья.
— Ну, вот что, княгиня, сбирайся, — хлопнул себя Вышата по широким коленям. — Домой поедем, нечего тебе здесь делать, родители заждались. Вещи вели сбирать, поутру выедем.