— Так ты ж сама, светлейшая, нам отдала, — испуганно пискнула Маланья.
— Никого не угощали? — не обратила внимание на ее испуг Настасья.
— Нет, ты ж сказала по-тихому, — вступилась и щупленькая Забела.
— А может кому сказывались?
— Нет, — в голос отозвались обе.
— Побожитесь, — не отступалась княгиня.
Холопки разом упали на колени, крестясь на красный угол. Настасья устало села на ложе, сутуля плечи. «Точно стены видят», — мрачно обвела она ложницу опечаленными очами.
— Княгинюшка, случилось чего? — с сочувствием прошептала Маланья.
— Кто-то князю про пряник сказал, понять не могу кто да как.
— От того он тут шумел? — предположила маленькая челядинка. — Да мы по-тихому за печкой ели, да, честно, никому.
— Да верю, — махнула рукой Настасья. «Надо же хоть кому-то верить».
День потек своим чередом, серый и тоскливый, как и предыдущие, и так бы он и погас, уступая место такой же беспросветной ночи, но от въездных городских ворот прибежал караульный: из Черноречья гости пожаловали, въехать в град просятся.
— Гости? — встрепенулась Настасья, чувствуя, как сладко сжимается сердце.
— Сказывают, боярин Вышата от князя Димитрия Андреича, — выпалил караульный.
— Дядюшка! — взвизгнула от радости Настасья. — Вели, вели немедля впустить!
— Подарки должно из дома привез, — мечтательно поддакнула Маланья.
— Подарки, — засветились глаза и у Прасковьи.
— Весточка от родителей, — улыбнулась Настасья, нетерпеливо бегая вдоль лавок и заглядывая в окна.
Названный дядька Вышата походил на коренастый гриб боровик — приземистый, с мощным торсом, широким лицом в обрамлении густых белых бровей, крупным носом и всклокоченной седой бородищей. Старость наваливалась на Вышату неотвратимым валом, но тертый боярин упирался, не давая окончательно вскочить себе на плечи. Про таких принято говорить — крепкий старик. Руками-лапищами он сгреб Настасью в охапку, расцеловывая в обе щеки.
— Ну, как ты тут, княгинюшка? Здорова ли?