— Она готовила для тебя, — сказал Данте, и я зарычал, когда меня прервали во второй раз. Он вел себя так, словно не слышал моего разочарования, громко и ясно, когда ухмыльнулся мне.
— Она пытается быть хорошей итальянкой. Он подмигнул. — Это то, чего ты хотела, верно? Он рассмеялся, проходя мимо меня и касаясь плечом моей руки. — Ну же, Лоренцо. Твоя жена позвала тебя.
— Пошел ты, — выдавил я. — Меня никто, блядь, не вызывал.
— Значит, это не твой желудок урчит от запаха ее еды? Мой желудок заурчал, как по команде, и Данте разразился неприятно громким смехом.
Я шагнул к нему.
— Тебе лучше, блядь, бежать, братишка.
— Или что? Он попятился, подняв руки в воздух. — Ты собираешься отрубить и мои руки тоже?
— Только если ты украдешь то, что принадлежит мне, — процедила я сквозь зубы, приближаясь к нему.
— Это обещание? Спросил Данте, поворачивая дверную ручку и приоткрывая дверь ровно настолько, чтобы можно было проскользнуть внутрь.
— Да, это так. Я последовал за ним из кабинета, ни на секунду не отрывая от него внимания, пока он пятился до самой двери столовой. Только когда пуля попала ему в спину, он развернулся и бросился внутрь.
Я расправил плечи и ухмыльнулся. Он знал, что лучше не поворачиваться ко мне спиной. Никто никогда не отворачивался от меня, если знал, что для них хорошо. Я потратил все свои тридцать лет на создание репутации в городе — в штате. Репутация, которая, я знал, мне понадобится, если я собираюсь стать боссом.
— Ох. Я и не знала, что у нас гости.
Я снова остановился при звуке ее голоса, чувствуя, как дрожь пробежала по моему позвоночнику. Как, черт возьми, ей удается появляться из ниоткуда?
— Я приготовила дополнительно, так что хватит на всех. Конечно, она приготовила. Она не только была милой, но и позаботилась о том, чтобы еды хватило на всех. Какого черта она это сделала? Почему она так сильно раздражала меня? И почему, черт возьми, мой желудок не может понять этого и перестать, блядь, ворчать.
— Мы не останемся, — проворчал дядя Антонио.
— Моя жена пристрелит меня, если я снова опоздаю к ужину на этой неделе. В душе мне хотелось смеяться, потому что моя тетя Вивианна ни за что не причинила бы ему вреда. Она была самой милой, самой доброй женщиной, которую я знал.
— Тогда ладно. Я повернул голову и увидел Аиду, которая стояла там, держа в руках блюдо с горячим, накрытое несколькими полотенцами.
— А как насчет тебя, дядя Алонсо? — спросила она.
— Мне тоже пора уходить. Он улыбнулся ей сверху вниз. — Может быть, в следующий раз?
Она кивнула, ее щеки приподнялись, а улыбка стала шире.