Джошуа Вернер делал репортажи о прибытии дирижаблей уже далеко не в первый раз. Настолько, что в Лэйкхилле его уже хорошо знали, и ему даже не требовалось доставать удостоверение журналиста Нью Эвалон Таймс. Простые рабочие дирижаблепорта, помогающие дирижаблям пришвартоваться, ценили общительность и внимательность Джошуа, а потому подсказывали ему места, откуда фотография получится с наилучшим ракурсом. И как-то так получалось, что Джошуа был ближе всех коллег из других изданий к швартовочной мачте.

Сегодняшний день не был исключением. Лорд Брэндон возвращался из Старого Света на огромном, новом, но уже легендарном «Бисмарке». Протокольное мероприятие. Десяток фотографий: дирижабль, лорд, пассажиры. Пара вопросов пассажирам, экипажу и, если у лорда будет настроение, то и самому лорду Брэндону, и можно возвращаться в Нью Эвалон. Забежать в редакцию, отдать снимки на проявку, быстро набросать коротенькую статейку, и можно отправляться пить пиво в один из многочисленных баров.

Сигарообразный летающий корабль Джошуа заприметил издалека. Намного раньше других, но вида не показал. Встречающие же, стоявшие чуть поодаль, эмоций не скрывали. Раздались веселые крики, кто-то даже прыгал от радости.

Воздушный корабль быстро приближался, влекомый своими четырьмя мощными двигателями, каждый более тысячи лошадиных сил. Скоро он зависнет над причальной башней, выбросит канаты, и мощные лебедки притянут его к месту швартовки.

Джошуа достал из портсигара сигарету, прикурил, закрыв пламя зажигалки от легкого ветра. Проверил фотоаппарат, приготовившись снимать. Сделал пару снимков на подлете.

Дирижабль завис над Лэйкхиллом. Гладкие надутые бока сигарообразной воздушной махины блестели в лучах заходящего солнца. Четыре хвостовых стабилизатора придавали дирижаблю сходство с рыбой или, скорее, китом. Джошуа задрал голову, рассматривая его. В правой руке держал фотоаппарат, левой придерживал свою неизменную клетчатую шерстяную кепку. Губами перебросил сигарету из левого уголка рта в правый.

Внезапно раздался негромкий хлопок. Дирижабль как будто содрогнулся. Джошуа удивленно нахмурился. Вдруг из нижней части дирижабля, ближе к хвосту, вырвался большой язык оранжевого пламени. Пламя взметнулось вверх, и через секунду вся задняя часть воздушного судна была объята бушующим огнем.

Зрители на земле закричали. Оранжевое пламя быстро распространялось вперед и вверх, пожирая обшивку дирижабля, тающую, как лед тает под струей кипящей воды. Пылающий шар, в который превратился дирижабль, тяжело осел вниз, с грохотом металлических конструкций рухнув на землю. Кепка слетела с головы остолбеневшего Джошуа. Сигарета выпала у него изо рта, раскрывшегося в беззвучном крике.

Казалось невероятным, что этот красивый и гордый воздушный корабль всего за несколько секунд превратился в груду металлических обломков, пылающих адским пламенем на земле – но это было именно так. Джошуа чувствовал на своем лице обжигающий жар, видел черные искореженные балки металлических конструкций каркаса, торчащие из ослепительно пылающего костра, вдыхал тяжелый и резкий запах горящего дизельного топлива. И если и существовал мифический ад, в чем Джошуа откровенно сомневался, то, по его мнению, выглядеть он должен был именно так.

Люди бежали к обломкам «Бисмарка», но останавливались, боясь приблизиться. Жар опалял кожу. Женщины рыдали, мужчины кричали. Всё вокруг превратилось в суету и хаос. Кто-то бежал с пожарными рукавами, кто-то бессмысленно взывал о помощи, хотя помогать было некому, кто-то просто бился в истерике на земле. Журналисты фотографировали, кинооператор остервенело крутил ручку кинокамеры, радиожурналисты что-то кричали в свои микрофоны, кто-то бежал к телефонам, где-то завыли сирены.

Джошуа молча пошел вперед. Он шел, пока его не остановил жар. Он стоял молча, впереди всех, оставив за спиной суету. Он поймал себя на мысли, что, наверное, он плохой журналист: ему стоило бы сейчас поднять аппарат и фотографировать, фотографировать. Но он отчего-то не мог заставить себя это сделать. Он просто стоял, вглядываясь в пляшущее пламя, молча и неподвижно, и пытался запомнить свои ощущения, свои чувства и свои мысли. Позже он напишет именно об этом, и его статья получит многочисленные награды и будет изучаться как образец прекрасной журналистской работы на протяжении многих десятилетий. Но это будет позже, а пока Джошуа Вернер, корреспондент Нью Эвалон Таймс просто стоял и вглядывался в пламя.

Возможно, именно поэтому, он был первым, кто заметил. В пламени появилось какое-то движение. Через секунды появилась фигура. Черный человеческий силуэт, который медленно вышел из пылающего ада и пошел в сторону остолбеневших зрителей.

Человек, не спеша, будто прогуливаясь, прошел несколько сотен футов, отделяющих объятые пламенем руины дирижабля от замерших зрителей. Ни пламя, ни копоть не оставили ни следа на его отлично сшитом светло-бежевом костюме. Он подошел и скользнул голубыми глазами по замершей в оцепенении толпе. Кто-то, не выдержав холодного взгляда этих голубых глаз, закрыл лицо руками. Кто-то, с нервами послабее, рухнул на колени. А Джошуа, встретив взгляд этого человека, напротив, вышел из секундного оцепенения, и сделал шаг к нему.

- А, мистер Вернер! – лорд Брэндон приветливо и слегка насмешливо улыбнулся. – Тринадцатый раз, мистер Вернер! Тринадцатый раз меня пытались убить! И у них снова не получилось. Мы скорбим по безвинно павшим, виновные уничтожены, зачинщиков ждет быстрое, жестокое и неизбежное возмездие, страховая компания покроет все убытки. Так и напишите, мистер Вернер. А сейчас, если позволите, мне пора ехать. Дома меня ждут дети.

Лорд Брэндон кивнул и, не обращая внимание на засыпающих его вопросами журналистов, словно ножом разрезая толпу, направился к ожидающему его на краю поля мобилю с водителем-аниматом за рулем.