Я подняла голову, несмотря на то что это движение вызвало новый приступ боли.

— Никто не выходит из больницы живым. Теперь я умру?

Женщина покачала головой.

— Идиоты! Единственная причина, по которой такие, как ты, думают, что все, кто попадал в больницу, умрут, это то, что к нам обращаются только те, кто уже стоит одной ногой в могиле. Не наша вина, что им уже нельзя помочь. Тебе повезло. Какая-то добрая душа принесла тебя под нашу дверь и перевязала рану этим шарфом. Иначе бы ты истекла кровью. Поторопись, девочка. Если тебе некуда идти, отправляйся в работный дом. Когда выздоровеешь, тебе назначат работу.

Женщина развернулась и ушла.

Ужас происшедшего вдруг вернулся ко мне.

— Нет! — воскликнула я, снова закрывая глаза. — Нет.

Я вспомнила, как лежала на ковре в доме на Роудни-стрит, вспомнила запах паленых волос. Волосы и ножницы. И тот мужчина… старик, которого я убила. Я его убила. Что, если меня найдут, посадят в тюрьму, повесят, а затем мое тело бросят в яму с негашеной известью, как обычно поступают с убийцами?

Что случилось потом? Еще одно воспоминание. Было темно и мокро. Был ли это только сон, еще один сон о моей матери, плывущей под водой Мерси? Но мне было холодно, я так замерзла. Теперь я вспомнила, как подумала: «Мама? Это ты, мама?» Я чувствовала, как сзади меня что-то толкает. Нет, это была не мама. Это был Кленси. И голоса мужчин, называвших друг друга Гиб и Вилли. Это Вилли спас мне жизнь, принеся сюда.

Застонав, я села на матрас, темно-коричневый от крови, рвоты, мочи и испражнений. Глубоко дыша, я попыталась сдержать вызванную болью тошноту. Я неуклюже сняла с себя шарф, сжимая зубы от усилий и не обращая внимания на следившую за мной мутным взглядом старуху на соседней кровати, которая стояла совсем рядом с моей. Под шарфом была толстая, пропитанная кровью фланелевая повязка, обмотанная вокруг моей груди. Влезть в платье казалось непосильной задачей, но помочь мне было некому. Я догадалась, что женщина, которая со мной разговаривала, сама была из работного дома, на ее лице я не заметила ни капли сострадания.

Наконец мне удалось одеться. Старуха вдруг потянулась ко мне и толстым пожелтевшим ногтем погладила зеленый шелк платья, беззубо улыбаясь и что-то неразборчиво лопоча. Я бросила коричневый шарф ей на кровать. Она схватила его, обнюхала и стала гладить, словно котенка или щенка. Сунув ноги в раскисшие башмаки и не зашнуровав их, я поплелась через длинную комнату, полную стонущих, умоляющих о помощи мужчин и женщин. Это было похоже на еще один кошмар. Я прошла через несколько отделений больницы, машинально читая надписи на палатах: «Сумасшедшие», сквозь измочаленные, закрытые на висячий замок двери которой доносились отчаянные вопли и сдавленные голоса; «Чесотка и короста», откуда слышались тихие стоны и приглушенный плач. В палате с надписью «Оспа» царила мертвая тишина, и, наконец, ужаснее всего оказалась какофония многоголосого страдальческого плача из-за дверей палаты с лаконичной надписью «Дети».

Ступив в туманную сырость утра, я обошла работный дом, расположенный слева от больницы, и зашагала по тропе, ведущей к главной дороге. Я шла не останавливаясь, потому что знала: если я сейчас упаду, меня снова принесут в работный дом. Тем временем туман рассеялся, и на смену ему пришли бледные лучи зимнего солнца. Уже приближаясь к Воксхолл-роуд и к шлюзам канала Лидс-Ливерпуль, я заметила толпу зевак на Локс-Филдс. Они стояли, глядя на двух молодых людей, которые собирались подраться из-за чего-то, о чем, наверное, спорили всю ночь в одной из многочисленных в этом районе таверн.

Я прошла мимо них в тяжелых башмаках и испорченном платье, время от времени сгибаясь пополам от боли. Люди расступались передо мной. Я чувствовала себя такой же дряхлой и беспомощной, как та старуха, которая дожидалась смерти на больничной кровати, та, которой понравилось мое платье.

Когда я открыла дверь и рухнула на пороге, у Рэма чуть челюсть не отвисла.

— Что… — начал он.

Но я снова поднялась на ноги, прошла через комнату и опустилась на свой тюфяк. Из-за невыносимой боли я могла лежать только на спине. Я нащупала одеяло, но не смогла натянуть его на себя. Я лежала с открытыми глазами, когда Рэм подошел, чтобы взглянуть на меня.

— Что с тобой случилось? — спросил он, рассматривая порванное платье, обмотанную вокруг моего тела грязную фланель и мои остриженные волосы.

Я увидела, как он стиснул зубы от гнева.

— Я думал, ты от меня сбежала, когда пришел туда вчера, но никто не ответил на стук. Только посмотри на себя! Ты что, не исполнила приказа того джентльмена? Ему пришлось тебя наказать?

Я закрыла глаза.