Тогда Мераз грязно выругался. Он нанес удар в мгновение ока, он уверен был, что никто не успел бы увернуться, да еще и на таком маленьком расстоянии, до ненавистного лица проклятого руосца было так близко!..

Кулак его не нашел цели, а Леарза остался стоять, лишь немного наклонившись, — ровно настолько, чтобы удар миновал его. Мераз потерял равновесие и врезался в жесткие ладони руосца грудью, тот с силой отпихнул его, поднырнул у него под локтем и пошел прочь.

Тяжело дыша, закованный медленно оглянулся. Дверь уже закрылась за руосцем.

— Ублюдок, — пробормотал Мераз, не до конца понявший, что только что произошло. — Ублюдок!..

Он осознавал только, что слова Леарзы попали в точку; Фальер — сильный господин, сильнее его на Анвине никого нет… не было.

Дневной свет свободно проникал в широкое окно, заливал собой чистый пол, выбелил постельное белье, падал на лицо сидевшей на кровати женщины. Она поставила цветы в вазу, и теперь они медленно роняли пыльцу на поверхность тумбочки; тоже белые, с крупными загибающимися лепестками, они неуловимо шли ей теперь, особенно когда ее лицо казалось будто выцветшим.

Корвин чувствовал себя неловко. Теперь, когда многие его друзья и коллеги выбыли из строя, черный рок каким-то непонятным образом миновал его, и у него по-прежнему было много работы, даже больше, чем всегда. Корвин находился в самом сосредоточии вихря из вестей, вся новейшая информация поступала к нему, и они постоянно его спрашивали…

Он потому почти боялся идти к ней, но не прийти не мог, к тому же, и обещал. Он принес ей эти цветы, она мило улыбалась ему и благодарила его, но ее глаза смотрели на него с затаенным ожиданием.

Он знал уже: ей сообщили о гибели брата, и хотя теперь она делала вид, что ничего не случилось, все же ясно было, что так легко ей это не далось. Волтайр заметно похудела, сделавшись совсем тонкой, и особенно хрупкими казались ее пальцы поверх больничной белой простыни. Под глазами ее были синяки.

Другая новость, он знал, тоже потрясет ее, но понимал, что кто-то должен же рано или поздно сообщить ей об этом; он и шел сюда, уже собравшись с духом, готовый рассказать ей правду, но теперь, когда увидел ее, понял, что в горле что-то болезненно сжимается.

Ни о Беленосе, ни об Анвине они сначала не говорили.

— Они оба на самом деле лучше себя чувствуют, чем говорят, — рассмеялся Корвин, стремясь и ее развеселить своими разговорами. — Сет ноет, будто он лежит при смерти, но никаких серьезных неполадок у него не нашли, если не считать сезонного воспаления хитрости, а Тильда продолжает работать даже в моменты, когда ее обследуют, у нее только временами начинает сбоить голосовой модулятор, и она хрипит.

— А ты? — мягко спросила его Волтайр. — Как ты себя чувствуешь?

— Жив, — бодро ответил он. — Работы выше крыши. Можешь представить себе, в системе все просто гудит из-за этой эпидемии. К счастью, случаев с летальным исходом еще пока не было, все заболевшие находятся под присмотром. Врачи буквально на ушах стоят, что ни день, то у них конференции.

— Будут удалять биокарты? — она взглянула на него. Лицо ее хранило ровное выражение, но в глазах была тихая грусть.

— Пока сделали такую операцию только одному человеку, — возразил Корвин, — там все было очень серьезно. Заново ввести биокарту не получится, и так ее удаление ведет к негативным последствиям… потому Лекс дал рекомендацию тянуть с этим как можно дольше. Ничего!.. Может быть, наши исследователи не зря просиживают в лабораториях сутками, что-нибудь еще придумают. Или…

Он хотел было привычно уже высказаться насчет «ситуация на Анвине изменится, фокусировка их массового бессознательного собьется», но вовремя опомнился; Волтайр все равно поняла, что он хотел сказать.

— Есть новости со станции, Корвин? — сама спросила она. — Как они там?

Корвин отвел взгляд.

— Держатся. В последний раз капитан Синдрилл передавал, что аппаратура продолжает выходить из строя, но пока они со всем справляются. У них уже восемнадцать человек лежит в медицинском крыле с такими же симптомами…