– Мистер Даниил! Надеюсь, вы выгоните всех со сцены, Лидии надо репетировать!

Перед ними возникла огромная женщина с неестественными ярко-желтыми волосами. Несмотря на то что дама была гораздо крупнее Лидии, Лили сразу поняла, что она ее мать – их зеленые глаза очень похожи. Платье матери было еще вычурнее, чем у дочери, и, казалось, женщина может в любой момент взорваться.

– Ей нужна полнейшая тишина, невозможно репетировать в таком шуме! – Женщина скользнула взглядом по Лили и Джорджи, но решила, что девочки не стоят ее внимания.

– Хорошо, но только сейчас, до открытия мало времени, надо много всего подготовить, – начал Даниил, но мать Лидии надулась, будто разъяренный голубь, и платье буквально затрещало по швам. Даниил вздохнул. – Ребята, перерыв. Мисс Лейси надо порепетировать.

– Благодарю вас. – Мать Лидии насмешливо поклонилась.

Сэм, заведующий сценой, спустился по лестнице в зрительный зал и заговорил с Даниилом. Он кивнул на Джорджи и Лили, а потом его взгляд упал на Генриетту, и его глаза засияли.

– Какая милая собака! – проворковал он и протянул к ней руку.

Лили нахмурилась, посмотрела на Генриетту, но девочке не стоило волноваться – мопс радостно обнюхивала руку Сэма и смотрела на него с обожанием.

– Ничего себе, она редко бывает такой дружелюбной! – удивилась Лили.

Сэм улыбнулся и пожал плечами:

– Она красотка! Мистер Даниил, лебедку я починил.

– Отлично, Сэм. Как думаешь, плотник может соорудить для представления нечто вроде… шкафа? Створчатого? А что до лебедок, то…

Дни текли, и почти все в театре дружелюбно отнеслись к Лили и Джорджи – Даниил всем сказал, что девочки его дальние родственницы. Один из фокусников даже похвалил их замечательный номер! Но вот Лидия с матерью не упускали возможности, чтобы устроить девочкам неприятность – Лидия постоянно толкалась за кулисами, а однажды даже порвала серебряное платье Джорджи, в котором та должна была выступать. Лидия нежным голоском извинилась, сказав, что нечаянно, но Генриетта видела все своими глазами: Лидия соврала.

– Она просто завидует! – однажды поздно вечером сказала девочкам Генриетта.

Они были в своей маленькой комнате. Лили и Джорджи спали на одной кровати, которую Даниил притащил непонятно откуда. Матрас был комковатым, и от него пахло мышами, правда, запах чувствовала только Генриетта. Девочки и собака спали, прижавшись друг к другу, и совсем не скучали по своим холодным пыльным комнатам в Меррисот.

– Не понимаю, почему она завидует, – ответила Лили. – Она же известная певица, о ней в газетах пишут, все принцы приезжают, только чтобы посмотреть на нее. По крайней мере, так она сама говорит.

– Да, она показала мне одну статью в газете, – мрачно добавила Джорджи. – Там написано – у нее потрясающий голос, растрогавший публику до слез…

– Вот это да, – прошептала Лили. – Но мы же не поем, так почему она злится?

Генриетта подползла к девочкам и устроилась между ними на стеганом покрывале.

– Знаю, вам не нравятся фокусы Даниила, но остальным-то нравятся – нравятся всем, кто не волшебник. Вот если бы в вас тоже не было никакой магии и вы ее никогда не видели… фокусы показались бы вам невероятными. А мы доводим его трюки до совершенства! – ее голос лучился самодовольством. – Благодаря Джорджи появляется драматичность. А Альфред Сандерсон, тот рыжий, что играет на скрипке и ездит задом наперед на моноцикле, сказал – у меня врожденное чувство ритма! – и мопс лизнула Лили руку.