– А хозяин, что он за человек? Ему ведь трудно угодить. Миссис Хау говорила, что он очень разборчив в том, что касается слуг.

Лауди презрительно фыркнула в ответ.

– Ну и здорова же она врать! Да хозяин знать не знает, есть мы или нет, только о своей работе и думает!

– О работе?

– Вот-вот. Он богатый помещик, у него и рудники, и земли, и скот, и много чего еще. А раз миссис Хау врет, будто он разборчивый, так оно и понятно: надо же ей как-то скрыть, что служанки тут не задерживаются. Уходят одна за другой, вот что.

– А ты почему не уходишь, Лауди?

– Лопни моя печенка, куда ж я пойду?

– Разве у тебя нет семьи?

– Не, меня сюда взяли прямо из приюта. На какое-то время обе девушки умолкли. Лили решила, что Лауди уже спит, и заговорила тихо-тихо, чтобы ее не разбудить, если это так:

– А хозяин бывает буйным?

– Хозяин? Да нет, он просто бирюк. От него и слова-то не услышишь, не то чтоб чего еще. Говорят, от него жена сбежала, бросила его вроде как, да она и умерла уже.

– Когда, Лауди? Когда это случилось?

– Не знаю. Меня тут не было. У него брат есть, молодой хозяин, да только он не тут живет, а где-то в Девоншире, вроде бы с их матерью, а сюда приезжает, только когда товар есть. Говорят, он завтра приедет. Он контрабандист, у него свой корабль.

Этому Лили решительно не поверила. Пока она обдумывала свой следующий вопрос, Лауди захрапела.

Лили тоже закрыла глаза, беспокойно ворочаясь на жестком, неудобном тюфяке. Слава Богу, хоть клопов нет. Створчатое окно, должно быть, выходило на море, потому что в наступившей тишине явственно слышался таинственный шепот волн. Она попыталась привести свои мысли в порядок, но воспоминания путались, сменяясь у нее в голове, словно бесконечно тасуемая колода карт. Мысленным взором Лили видела, как ее кузен потягивает мадеру, сидя у огня и вытянув ноги на каминную решетку. Она видела лица детей, мимо которых проскользнула в переулок, видела, как Трэйер Хау грубо пялится на нее, и тотчас же вслед за этим – злобный взгляд его матери и две седые пряди в ее темных волосах.

А потом перед ее мысленным взором, вытеснив все остальные воспоминания, возникло страдальческое, озлобленное лицо Дэвона Дарквелла. Какое странное тепло проступило в этом лице, когда он спросил: “Что же ты делаешь в моем доме. Лили?” Но потом он назвал ее чертовой служанкой. Вспомнит ли он ее, если они снова встретятся? Лили была твердо уверена лишь в одном: даже если она покинет этот дом прямо завтра, его лицо ей не суждено забыть до конца своих дней.