— Представляете, Тимофей Васильевич, ещё в пятьдесят восьмом году английский колониальный служащий Ульям Гершель заставлял индусов удостоверять свою подпись отпечатком пальца и заметил, что у каждого человека отпечаток индивидуален. В восьмидесятом году аналогичный эффект описал в статье в «Nature» шотландский врач Генри Фулдс. В одна тысяча восемьсот девяносто первом году ещё один мой знакомый по переписке Хуан Вучетич предложил в своей лаборатории в полиции Буэнос-Айреса к бертильонажу добавить отпечатки десяти пальцев. А сейчас разрабатывает систему, как проще сравнивать отпечатки. По его мнению, очень скоро дактилоскопия вытеснит бертильонаж, как более удобный способ регистрации сведений о преступниках, — следственный пристав сделал паузу, которой я поспешил воспользоваться.

— Юрий Петрович, Вы меня извините, но всё-таки каким образом из рассказа мужа Ермиловой вы поняли, что её убили?

— Тимофей Васильевич, кроме того, что я активно занимаюсь самообразованием, можно сказать ещё и являюсь учеником самого Путилина, — произнося эти слова, Банков посмотрел на меня с чувством явного превосходства и гордости за себя.

— Прошу прощения, Юрий Петрович, а кто он Путилин? — спросил я следственного пристава, подумав про себя: «Так вот тебе, ваше высокоблагородие — фанатик криминалистики. Ну не знаю я, кто такой Путилин и с чем его едят».

В это время в кабинет зашёл один из нижних чинов полицейского управления с подносом, на котором стояли два стакана с чаем и пара блюдец или розеток, одна с вареньем, вторая с сушками. Расставив всё на столе Банкова, служащий вышел из кабинета.

Юрий Петрович, сделав жест рукой, мол, приступайте, зацепив ложку варенья, отправил её в рот и сделал глоток чая. Я же взяв в руки подстаканник, поддерживающий стеклянный стакан с крутым чаем, стал греть об него ладони. В кабинете было прохладно, да и небольшая поездка по сильному морозу до полицейского управления успела вытянуть тепло из тела. Банков между тем продолжил свой рассказ.

— Удивлён, Тимофей Васильевич, что Вы ничего не слышали о господине Путилине.

— Юрий Петрович, менее двух лет назад я был обычным казачком Амурского казачьего войска, — я продолжал греть руки об подстаканник. — Откуда я мог слышать, судя по всему, о ком-то из знаменитых полицейских.

— Нда, об этом я как-то не подумал. Но неужели Вы не слышали о Путилине в Петербурге? — Банков вопрошающе посмотрел на меня.

— Поверьте, Юрий Петрович, но данную фамилию слышу впервые, — я не лукавил, данную фамилию раннее не слышал.

— Нда… Даже не знаю с чего начать, — следственный пристав потёр переносицу. — Если кратко, то Путилин Иван Дмитриевич — это основатель сыскной полиции в Российской империи. Его вклад в борьбе с преступностью трудно оценить. Как военному Вам больше будут понятны его награды. В декабре пятьдесят седьмого года указом императора его награждают Станиславом третьей степени, в сентябре пятьдесят восьмого Анной третьей степени, в декабре пятьдесят девятого Станиславом второй степени, а октябре шестьдесят первого Владимиром четвертой степени. С шестьдесят шестого он начальник вновь образованной сыскной полиции Петербурга. На его счету сотни раскрытых преступлений. Два раза он уходил в отставку и возвращался вновь. Дослужился до тайного советника, а это третий класс в табеле о рангах. Сейчас заканчивает свою книгу «Сорок лет среди грабителей и убийц». Также жду с нетерпением это произведение и надеюсь на автограф Ивана Дмитриевича.

«Круто», — чуть не ляпнул я, но вовремя остановился. Заслуги действительно впечатляли.

— Юрий Петрович, Вы работали под его началом, — спросил я Банкова.

— К сожалению, нет. Но мне повезло в том, что Иван Дмитриевич был другом моего отца и часто бывал у нас дома. Я и полицейским стал, мечтая быть похожим на господина Путилина.

— Насколько я знаю, Вас, Юрий Петрович, считают отличным специалистом в своём деле, — не желая льстить, произнёс я.

— Спасибо, Тимофей Васильевич, но по сравнению с Иваном Дмитриевичем, я просто обычный трудяга в сыске, а вот Путилин — гений, — решительно сказал Банков. — Действительно, гений. Мне повезло в том, что у нас дома Иван Дмитриевич, рассказывая о своей работе, часто объяснял, как он добивался своих успехов. А я всё наматывал на ус.

Коллежский асессор усмехнулся и сделал ещё глоток чая. Отставив стакан в сторону, Банков посмотрел на меня и спросил:

— Хотите, Тимофей Васильевич, одну историю. Она позволит Вам понять, почему я сегодня сделал выводы о том, что Глафира Петровна была убита?

— Юрий Петрович, меня просто щекочет моё любопытство, — ответил я, делая первый глоток чая.

— Хорошо, Тимофей Васильевич, — следственный пристав отставил в сторону стакан с чаем. — Мне было десять лет, когда в январе семьдесят второго года в Александро-Невской лавре было обнаружено убийство иеромонаха Иллариона. Далее я буду рассказывать то, что я слышал от господина Путилина, когда он рассказал о своём расследовании этого дела у нас дома. Кстати, расследование заняло чуть больше суток, и Иван Дмитриевич в своём рассказе сделал упор на том, что такая быстрая поимка убийцы произошла благодаря его правильным логическим выводам. Вам интересно, Тимофей Васильевич?