— Именно так, Юрий Петрович! Именно так! Два одиночества нашедшие друг друга.

— Сочувствую, Тимофей Васильевич, но думаю, что вы сможете решить и эту проблему с вашим-то везением, — пристав поддерживающе улыбнулся мне.

— Решим, Юрий Петрович. Как-нибудь решим, — я выдавил из себя оптимистическую улыбку. — Но всё же вернёмся к моему вопросу. Как вы из рассказа мужа Ермиловой сделали вывод, что её убили?

— Про то, что тело Ермиловой нашли в том положении, при котором она не смогла бы получить такое повреждение височной области, и размер раны, который соответствует сильному удару, я вам уже говорил. Но это всё выяснилось позже. А уже первые слова, которые мне сказал Ермилов, дали мне основания для вывода, что, вероятнее всего, было совершено убийство, — Банков сделал паузу, как бы давая мне возможность задать вопрос.

— И что это были за слова? — спросил я, оправдав надежды коллежского асессора.

— Жена вышла из дома, одетой в меховой сокуй с капюшоном, меховой капор, и я слышал, как два раза скрипнули ступени, — Банков замолчал.

— Извините, Юрий Петрович, но мне это ничего не говорит. Объясните.

— Тимофей Васильевич, Ермилова из инородцев. То ли якутка, то ли эвенка. Часто дома надевает свою инородную одежду богато украшенную. Это такой последний крик моды в Хабаровске. Да и в Благовещенске о таком порядке вещей в женском обществе тоже говорят, — коллежский асессор усмехнулся, показывая всем видом, что слабый пол не понять. — Капюшон сокуя, вышитый бисером, да ещё капор, также вышитый и украшенный, одетые одновременно на голову, наверное, выдержат удар стрелы. И падение головой о ступени или поручни крыльца точно бы не привело к смерти. Тем более, если бы Вы видели крыльцо дома Ермиловых. Там нет ни одного острого выступа и всего две ступени. А разговаривая с мужем Глафиры Петровны, я уже знал, что у неё был проломлен висок. А дальнейшие показания Ермилова, осмотр трупа потерпевшей только подтвердили версию убийства.

В этот момент в кабинет ворвался полицмейстер города Хабаровска.

— Юрий Петрович, позвольте вас спросить, почему я ничего не знаю о розыске преступников, злоумышляющих против наследника престола? — раздражённым голосом и на повышенных тонах задал вопрос Чернов.

— Александр Михайлович, прошу прощения, но я не понимаю вашего вопроса, — Банков поднялся из-за стола и удивлённо посмотрел на своего непосредственного начальника.

— Господин надворный советник, разрешите, я отвечу на ваш вопрос, — сказал я, поднимаясь со стула. — Юрий Петрович, ещё не в курсе той информации, которую я довел с утра до генерала Духовского.

— Извольте, хорунжий, — Чернов перевёл внимание на меня.

Получив разрешения, я почти слово в слово пересказал утренний доклад Сергею Михайловичу, добавив к нему только выводы Банкова о насильственной смерти Ермиловой.

— Садитесь, господа. Надо всё обдумать. Всё-таки, есть большая вероятность злоумышления на жизнь Его Императорского Высочества Николая Александровича, — с этими словами Чернов начал снимать с себя верхнюю одежду, а Банков освободил своё место за столом и двинулся за стулом для себя.

— Что же, господа, приступим и давайте без чинов, — надворный советник возбуждённо потёр ладони. — Итак, мы имеем, что служанка доктора Беркмана мадам Ермилова убита. Это установлено.

— Так точно, Александр Михайлович. Ермилова была убита, — высказался Банков.

— А что мы имеем по Беркману, Юрий Петрович?

— Здесь не всё однозначно. У меня целых четыре версии. Первая — естественная смерть из-за падения. Оступился на лестнице, упал, скатился вниз, сломал шею. Второй вариант — убийство по неосторожности. Неизвестный неудачно толкнул Беркмана и тот, упав, погибает. Третья версия — доктору целенаправленно сворачивают шею, а потом маскируют убийство под падение с лестницы. Четвёртый вариант — это третий, только убийство совершено с целью скрыть другое преступление, например, злоумышление на наследника престола, — Банков развёл руки, показывая, что он закончил высказывать версии.

— Что же, Юрий Петрович, по Беркману полностью с вами согласен, — Чернов выдал дробь пальцами по столешнице. — А Вы что скажете, Тимофей Васильевич?