Чудо стеснительное.

Готова париться в этом ужасном дедовском свитере, лишь бы себя не показывать. От меня шарахается, как будто мужиков боится. Чуть вмятину мне в холодильнике не сделала. И продолжает дрожать и кутаться в шерстяную тряпку. Что ей там прятать? От кого? Разве я ей сделаю что-нибудь при сыне? Да и наедине – тоже. Никогда не тянуло к девушкам в образе бабульки. Я ведь не геронтофил.

То ли дело Рапунцель… Вернее, Маринка. О невесте думать надо! Обе раздражают меня до нервных коликов, будто соревнуются, кто раньше меня доведет до ручки.

Бросив очередной взгляд на замухрышку, гордо зовущую себя дизайнером, я все-таки не выдерживаю. Смеясь, срываю с нее свитер. Исключительно, чтобы не оказаться виноватым в преждевременной кончине ценного сотрудника Валевского. От перегрева.

Вообще-то я не хотел ее трогать, но руки сами потянулись. Выбились из-под контроля. Зато теперь «домовиха», как окрестил ее Ромка, на человека стала похожа. Без очков, в приличной блузочке, хоть и унылой. Юбку бы еще на тряпки пустить, но если я оставлю девочку-бабульку в одних трусиках, то это будет похоже на домогательство. Хотя я бы взглянул… Чисто из интереса, насколько там все запущено.

Или нет. В тихом омуте, как говорится…

– Еще не все потеряно, – бегло осмотрев трясущуюся фигурку, выдаю абсолютно искренне. С моей стороны это почти комплимент.

А что? Глаза большие, особенно от шока после того, как я ее раздел. Шея тонкая и длинная. Черты бледного лица приятные, мягкие, как у мраморной статуи. Венера Милосская, только с руками. Талия вроде есть. И грудь на месте. Вырисовывается под шелком наглухо закрытой блузки.

Надо бы прекратить туда пялиться, иначе рискую получить по морде. Успеваю лишь поднять взгляд – и машинально отклоняюсь, потому что к моей щеке действительно летит ладошка.

– Ну все, пап, она тебя придушит ночью, – родной сын выносит мне приговор. За какие грехи?

Непонимающе кошусь в его сторону, безмолвно спрашивая, что он имеет ввиду. Но Ромка молчит, лишь головой укоризненно качает, кивая на нашу боевую «домовиху».

– Да мы вроде на ночь не договаривались, – пожимаю плечами и отхожу на безопасное расстояние, пока мне не добавили. А судя по искаженному гневом лицу рукастой Венеры, она на грани.

– Ты лучше вообще не спи, пап, – вздыхает Ромка подливая масла в огонь. – А то… кхе-кхе, – имитирует удушье, сжав ладонями горло и высунув язык.

Цыкаю на него предупреждающе, и он садится ровно, складывает руки перед собой, как за школьной партой. Понимаю, что надо заканчивать весь этот балаган, поворачиваюсь к девчонке, которая пыхтит, как огнедышащий дракон, у которого заряд пламени кончился.

Невольно улыбаюсь.

Смешная. Румяная от жары и обиды. И хорошенькая, когда злится.

Ее бы переодеть, умыть, потому что с макияжем она явно не дружит, а еще пучок на макушке распустить. Волосы у нее длинные, густые, но цвет противный – перекрасить бы их в золотистый…

Стоп! Я только что мысленно Рапунцель из нее сделал?

Достала меня эта неуловимая принцесса: мерещится всюду, а встретиться отказывается. Контракт бы вернула, так нет же! Играет со мной.

– Знаете, я свою работу выполнила, так что пойду, – четко и дерзко выпаливает дизайнер, и ее голос кажется мне знакомым.