Михаил позвал Сергея. Сергей дёрнулся, уронил под ноги окурок и пошёл к железной дороге на зов соседа.
— Что там, Миш?
— Да вон, — ответил Михаил, указывая на нечто, напоминающее гигантскую бутылку.
— Где? Куда смотреть? — спросил Сергей, предчувствуя неладное.
— Вон!
Невдалеке вблизи рельса лежало что-то — теперь Сергей заметил.
— Пошли.
Оказавшись ближе, они различили приподнятую детскую руку, застывшую, будто в приветствии, разжатую и безвольную ладонь.
— Серёга, — сказал Михаил, и в голосе его послышался страх. — Не может того быть, Серж!
Михаил, шагая впереди, уже различал головку с намокшими волосами, неестественно выгнутую детскую ногу и задранное платье.
— Платье! — крикнул Сергей и метнулся к рельсам, обгоняя Михаила. — Кукла, Миш! Это кукла! Какая же скотина её сюда положила, а?!
Несовременная кукла, закатив тёмные глаза, лежала на рельсах, её левая половина была раздавлена поездом, который проходил в Мелиховский завод последний раз больше пятнадцати лет назад.
— Пошли до дома! — скомандовал Сергей. — Слышишь, крики утихли?
Это значило, что Василька никто теперь не ищет, а за Любой наконец-то приехала из города скорая.
Василька так и не нашли — да оно и понятно, ведь не нашли никого потом. Верочку, дочь директора школы, не нашли; Игоря, сына приезжих, тоже; Лёшку и Лёшкиного брата Матвейку, совсем ещё десятилетнего, тоже не нашли; и сына Сергея, которого запирали дома, тоже не нашли, но его и не искали даже. Не нашли и детей из соседнего села, а там их пропало двенадцать человек, и, хотя полиция начинала поиски на первый день, а не на третий, дети всё равно пропадали бесследно.
Поговаривали, что в городе тоже уходили дети, но там при таком населении попробуй это заметь. Куда-то они уходили ночами, или уезжали на велосипедах с сумерками, или исчезали рано утром, отсидев один-два урока в школах.
Их будто увлекали радиоволнами, на которые одинаково были настроены их незащищённые головки. В нелепых историях про вампиров миллионы раз обыгрывается этот сюжет: заражённые чем-то смертельным люди безвольно устремляются туда, где ждёт их хозяин, сонные, одинаковые бывшие люди, теперь существа, бредут в одном им известном направлении, не замечая плача здоровых по ним. Примитивный сюжет, внедряющий в мозг обывателя простую истину: быть иным — значит быть больным. Нелепость. Да и было всё по-другому: здоровые чистенькие детки, девочки и мальчики, вдруг замыкались в себе, надумывали плохое и бросали родителей, будто те прокажённые. Дети уходили в неизвестном направлении, туда, где им, вероятно, было обещано счастье. Именно поэтому, кажется, так страшны были крики Любы, самой первой осиротевшей в Мелихове матери, которая в минуты самых чудовищных приступов повторяла одно и то же: «К кому они ушли?» Не «куда», а «к кому». Действительно страшно.
— К кому ты выходил вчера вечером, Коля? — спросил Виктор.
— Дочка приезжала. Мёду привезла.
— Много?